Для самого короля он написал несколько больших картин, почти все они утрачены. Одна из них сохранилась в Зале парикмахеров в Лондоне: "Генрих VIII дарует хартию об учреждении Компании парикмахеров"; Генрих доминирует в сцене в своей государственной мантии. Художник создал привлекательные портреты третьей жены Генриха, Джейн Сеймур, и пятой жены, Кэтрин Говард. Когда Генрих сам садился или вставал перед Хольбейном, художник принимал вызов и создавал портреты, превосходящие в его собственном творчестве только луврские и базельские картины Эразма. На портрете 1536 года монарх изображен по-тевтонски напыщенным и дородным. Генриху он понравился, и он поручил Гольбейну написать королевскую семью в виде фрески во дворце Уайтхолл; фреска была уничтожена пожаром в 1698 году, но копия, сделанная в 1667 году для Карла II, демонстрирует мастерский дизайн: слева вверху Генрих VII, набожный и скромный; внизу его сын, клеймящий символы власти и раскинувший ноги, как колосс; справа его мать и третья жена; а в центре мраморный памятник, на латыни воспевающий добродетели королей. Фигура Генриха VIII была проработана с таким реализмом, что возникла легенда о том, что люди, входящие в комнату, принимали портрет за живого короля. В 1540 году Гольбейн написал еще более внушительного Генриха VIII в свадебном платье. Наконец (1542) он показал Генриха в упадке духа и тела. Немезида здесь работала не спеша, удлиняя месть богов от чистой или внезапной смерти до длительного и бесславного разложения.
Две прекрасные картины украшают королевскую галерею: на одной принц Эдуард в возрасте двух лет, весь из себя невинный; на другой - Эдуард в возрасте шести лет (в музее Метрополитен). Второй портрет - просто восхитительное зрелище. Мы можем судить об искусстве Гольбейна, когда видим, как он в течение года или двух бесстрастно изображает тучную гордость отца, а затем с таким таинственным мастерством улавливает бесхитростную доброту сына.
В сорок пять лет (1542) художник снова изобразил себя, причем с той же объективностью, с которой он изобразил короля: подозрительный, драчливый парень с небрежно уложенными седеющими волосами и бородой; и еще раз (1543) в круге, где он изображен в более мягком настроении. В том же году в Лондон пришла чума и выбрала его одной из своих жертв.
В техническом плане он был одним из лучших живописцев. Он скрупулезно видел и так изображал; каждая линия, цвет или отношение, каждая случайность или вариация света, которые могли бы раскрыть значение, были пойманы и запечатлены на бумаге, льне, дереве или стене. Какая точность в линии, какая глубина, плавность и теплота в цвете, какое мастерство в упорядочивании деталей в единую композицию! Но во многих портретах, где объектом был не предмет, а гонорар, нам не хватает сочувствия, способного видеть и чувствовать тайную душу человека; мы находим его в луврском и базельском Эразме, а также в изображении его семьи. Нам не хватает, за исключением "Мадонны Мейера", идеализма, который облагораживал реализм в "Поклонении Агнцу" Ван Эйков. Его безразличие к религии не позволило ему достичь величия Грюневальда и отделило его от Дюрера, который всегда был одной ногой в Средневековье. Гольбейн не был ни Ренессансом, как Тициан, ни Реформацией, как Кранах; он был немецко-голландско-фламандско-английским фактом и практическим смыслом. Возможно, его успех предотвратил эффективное проникновение итальянских живописных принципов и тонкости в Англию. После него пуританство одержало победу над елизаветинской страстью , и английская живопись томилась до прихода Хогарта. В это же время слава ушла из немецкой живописи. Поток варварства должен был пройти через Центральную Европу, прежде чем чувство прекрасного вновь обрело там голос.
VII. ИСКУССТВО В ИСПАНИИ И ПОРТУГАЛИИ: 1515-55 ГГ.