The Story of Civilization 07

Все было выиграно, кроме чести. В погоне за местом Бэкон не раз жертвовал принципами. Будучи генеральным прокурором, он использовал свое влияние, чтобы добиться судебных вердиктов, которых желал король.28 В качестве хранителя печати он защищал и охранял самые деспотичные монополии, очевидно, чтобы сохранить добрую волю Бекингема. Как судья он принимал значительные подарки от лиц, подававших иски в его суд. Все это было в рамках свободных обычаев эпохи: государственным чиновникам плохо платили, и они вознаграждали себя "подарками" от тех, кому помогали; Джеймс признавался: "Если бы я... наказывал тех, кто берет взятки, у меня скоро не осталось бы ни одного подданного"; и сам Джеймс брал взятки.29

Парламент, собравшийся в январе 1621 года, был в ярости против короля. Он ненавидел Бэкона как лучшего защитника Якова, который постановил, что монополии законны. Если он еще не мог сместить короля, то мог объявить импичмент его министру. В феврале он назначил комитет по расследованию деятельности судов правосудия. В марте комитет сообщил, что обнаружил множество нарушений, особенно в деятельности лорда-канцлера. Против него было выдвинуто двадцать три конкретных обвинения в коррупции. Он обратился к королю с просьбой спасти его, предсказав, что "те, кто сейчас наносит удар по канцлеру, вскоре нанесут удар по короне".30 Яков посоветовал ему признать обвинение и таким образом показать пример, удерживающий от дальнейшей продажности на посту. 22 апреля Бэкон направил свое признание в Палату лордов. Он признал, что принимал подарки от тяжущихся, как и другие судьи; он отрицал, что на его решения оказывалось влияние - в нескольких случаях он выносил решение против дарителя. Лорды приговорили его "к выплате штрафа в размере 40 000 фунтов стерлингов; заключению в Тауэр на все время правления короля; вечной неспособности занимать любые государственные должности... в Содружестве; никогда не заседать в парламенте и не приближаться к границе суда". Его отвезли в Тауэр 31 мая, но через четыре дня освободили по приказу короля, который также отменил разорительный штраф. Огорченный канцлер удалился в Горхамбери и старался жить попроще. В шифре на бумаге, оставленной Бэконом после смерти, его первый биограф Роули нашел знаменитое высказывание: "Я был самым справедливым судьей, который был в Англии за эти пятьдесят лет. Но это было самое справедливое порицание в парламенте за эти 200 лет".31

Импичмент имел хорошие последствия. Он уменьшил коррупцию на должностях, особенно в судах, и создал прецедент ответственности министров короля перед парламентом. Он вернул Фрэнсиса Бэкона от политики, где он был либералом по взглядам и реакционером на практике, к его альтернативному занятию наукой и философией, где он "звонил в колокол, созывающий умы вместе", и провозглашал в величественной прозе восстание и программу разума.

IV. ВЕЛИКОЕ ОБНОВЛЕНИЕ

Философия долгое время была его убежищем от дел, если не его тайной любовью и самой счастливой склонностью. В 1603-5 годах он уже опубликовал благородный труд "Профессионализм и прогресс в обучении", но тот казался ему скорее проспектом, чем исполнением. В 1609 году он писал епископу Эли: "Если Бог даст мне разрешение написать справедливый и совершенный том по философии...";32 а в 1610 году - Казобону: "Привести к лучшему упорядочению человеческой жизни... с помощью здравых и истинных созерцаний - вот к чему я стремлюсь".33

В эти тягостные годы пребывания на посту он задумал - с опрометчивым предположением об изобилии дней - магический план обновления науки и философии. За семь месяцев до своего падения он обнародовал этот план в латинском труде, адресованном всей Европе и смело озаглавленном lnstauratio Magna ("Великое обновление"). Титульный лист сам по себе представлял вызов: на нем было изображено судно, проходящее под полным парусом через Геркулесовы столбы в Атлантику; и там, где средневековый девиз помещал между этими столбами предупреждение "Ne plus ultra" ("Не дальше"), Бэкон написал: "Multi pertransibunt, et augebitur scientia" ("Многие пройдут, и знания увеличатся"). В гордом проэмиуме было добавлено: "Франциск Веруламский рассуждал так сам с собой и решил, что в интересах нынешнего и будущих поколений следует ознакомить их с его мыслями".34

Придя к выводу, что "в том, что сейчас делается в области науки, есть только круговерть и вечное возбуждение, заканчивающееся там, где оно начинается", он заключил, что

оставался только один путь... попробовать все заново по лучшему плану и начать полную реконструкцию наук, [практических] искусств и всего человеческого знания, поднятого на надлежащий фундамент; ... Более того, поскольку он не знал, сколько времени пройдет, прежде чем эти вещи придут в голову кому-либо еще... он решил сразу же опубликовать все, что ему удалось завершить... чтобы в случае его смерти остались хоть какие-то наброски и проекты того, что он задумал... Все другие амбиции казались ему бедными в сравнении с той работой, которую он держал в руках".35