Вскоре все титаны потрясений были рады сесть за его стол, и он передал их нам с верностью, которая превратила мрамор и бронзу в плоть и душу истории. Так мы теперь можем видеть Вольтера, Руссо, Дидро, д'Алембера, Бюффона, Тюрго, Людовика XVI, Екатерину II, Калиостро, Лафайета, Наполеона, Нея. Когда Вольтер приехал в Париж в 1778 году, Гудон сделал несколько его статуй: бронзовый бюст в Лувре, изображающий изнеможение и усталость; похожий мраморный бюст в Музее Виктории и Альберта; другой в коллекции Уоллеса; идеализированная улыбающаяся голова по заказу Фридриха Великого; и самая известная из всех статуй, подаренная мадам Дени Комедии-Франсез: Вольтер, сидящий в струящейся мантии, костлявые пальцы, вцепившиеся в ручки кресла, тонкие губы, беззубый рот, немного веселья в тоскливых глазах - это одна из величайших статуй в истории искусства. В том же году, узнав о смерти Руссо, Гудон поспешил в Эрменонвиль и взял посмертную маску соперника Вольтера; из нее он сделал бюст, который сейчас находится в Лувре; это тоже шедевр.
Были и американские герои, и Гудон сделал их настолько реалистичные головы, что на монетах Соединенных Штатов до сих пор изображены его подобия Вашингтона, Франклина и Джефферсона. Когда Франклин вернулся в Америку в 1785 году, Гудон отправился вместе с ним; он поспешил в Маунт-Вернон и уговорил занятого и нетерпеливого Вашингтона посидеть за него, без перерыва, в течение двух недель; так он сделал статую, которая украшает капитолий штата в Ричмонде, Виргиния, - человека из гранита, усеянного дорогими победами и оставшимися задачами. Здесь снова проявляется то единение души и тела, которое является знаком и печатью искусства Гудона.
Такая скульптура превратила бы живопись в мелкий деликатес, если бы не то, что Грёз и Фрагонар продолжали работать на протяжении всего царствования и революции, а художник Жак-Луи Давид, сделавший столь же стремительную карьеру, как и Наполеон, стал диктатором всех искусств во Франции. Он учился технике у своего двоюродного деда Франсуа Буше и стал первоклассным рисовальщиком, мастером линии и композиции, а не цвета. Буше заметил, что изменение нравов со времен Помпадур и Дю Барри до Марии-Антуанетты привело к сокращению рынка груди и ягодиц; он посоветовал Давиду пойти и перенять целомудренный неоклассический стиль в мастерской Жозефа Вьена, который рисовал римских солдат и героических женщин. В 1775 году Давид отправился вместе с Вьеном в Рим. Там он почувствовал влияние Винкельмана и Менгса, античных скульптур в Ватиканской галерее, руин, найденных в Геркулануме и Помпеях. Он принял неоклассические принципы и взял греческую скульптуру в качестве образца для своей живописи.
Вернувшись в Париж, он выставил ряд классических сюжетов, тщательно прорисованных: Андромаха, плачущая над мертвым телом Гектора (1783), Клятва Горациев (1785), Смерть Сократа (1787), Брут, возвращающийся после осуждения своих сыновей на смерть (1789). 67 (По легенде, рассказанной Ливием, Луций Юний Брут, будучи претором молодой Римской республики (509 г. до н. э.), приговорил к смерти собственных сыновей за заговор с целью восстановления царей). Эту последнюю картину Давид написал в Риме; когда он предложил ее парижской Академии, выставка была запрещена; художественная общественность протестовала; в конце концов полотно было показано, и это усилило революционную лихорадку того времени. Париж увидел в этих картинах и в суровой этике, которую они несли, двойной бунт - против аристократического рококо и королевской тирании. Давид стал радикальным героем парижских студий.
Во время революции он был избран в Конвент, а в январе 1793 года проголосовал за казнь короля. Другой депутат, который так голосовал, был убит роялистом (20 января 1793 года); тело было выставлено на всеобщее обозрение как тело республиканского мученика; Давид написал картину "Последние мгновения Лепелетье"; Конвент повесил ее в своей палате. Когда Марат был убит Шарлоттой Кордей (13 июля 1793 года), Давид изобразил мертвеца, лежащего полупогруженным в ванну; редко когда искусство было столь реалистичным и столь рассчитанным на то, чтобы вызвать чувства. Эти две картины создали мартирологию Революции. Давид с энтузиазмом работал на Дантона и Робеспьера; в ответ его назначили директором всех парижских искусств.