The Story of Civilization 11

Вскоре пришло известие о смерти его отца (18 декабря 1792 года). Возникли некоторые затруднения по поводу доли Бетховена в небольшом отцовском пособии, и он обратился к курфюрсту с просьбой о его сохранении; курфюрст в ответ удвоил его и добавил: "Кроме того, он должен получать три меры зерна... на образование своих братьев" (Карла и Иоганна, которые переехали в Вену).7 Бетховен, благодарный, принял несколько хороших решений. В альбоме одного из друзей 22 мая 1793 года он написал, используя слова шиллеровского "Дон Карлоса": "Я не злой, горячая кровь - моя вина, мое преступление в том, что я молод.....

Пусть бурные эмоции и выдают мое сердце, но сердце мое доброе". Он решил "творить добро везде, где это возможно, любить свободу превыше всего, никогда не отрекаться от истины, даже перед троном".8

Свои расходы он сводил к стоическому минимуму: за декабрь 1792 года четырнадцать флоринов ( 35?) за аренду; шесть флоринов за аренду фортепиано; "еда, каждый раз 12 крейцеров" (шесть центов); "еда с вином, 6½ флоринов" ( 16.25??). В другом меморандуме "Гайдн" в разное время стоил два гроша (несколько центов); очевидно, Гайдн мало просил за свои уроки. Некоторое время ученик смиренно принимал исправления. Но по мере того, как занятия продолжались, Гайдн обнаружил, что не может смириться с отступлениями Бетховена от ортодоксальных правил композиции. В конце 1793 года Бетховен оставил своего стареющего учителя и три раза в неделю стал заниматься контрапунктом с человеком, более известным как учитель, чем как композитор, Иоганном Георгом Альбрехтсбергером. Параллельно, три раза в неделю, он занимался скрипкой с Игнацем Шуппанцигом. В 1795 году, взяв у Альбрехтсбергера все, что считал нужным, он обратился к Антонио Сальери, тогдашнему директору Венской оперы, за обучением композиции для голоса. Сальери ничего не брал с бедных учеников; Бетховен представил себя в качестве такового и был принят. Все четверо этих учителей нашли его трудным учеником, бурлящим собственными идеями и возмущенным формализмом предложенной ему музыкальной теории. Можно представить, какой трепет вызывали у "папы Гайдна" (дожившего до 1809 года) неровности и созвучия бетховенских композиций.

Несмотря на отклонения от проторенных дорог, а возможно, и благодаря им, выступления Бетховена к 1794 году завоевали ему репутацию самого интересного пианиста Вены. Пианофорте выиграло свою борьбу с клавесином; Иоганн Кристиан Бах в 1768 году начал исполнять на нем соло в Англии; Моцарт принял его, Гайдн последовал его примеру в 1780 году, Муцио Клементи сочинял концерты, явно предназначенные для фортепиано и его новой гибкости между piano и forte, между staccato и sostenuto. Бетховен в полной мере использовал возможности фортепиано и свои собственные, особенно в своих импровизациях, где отсутствие печатной нотации не мешало его стилю. Фердинанд Рис, ученик Гайдна и Бетховена, позже заявлял: "Ни один артист, которого я когда-либо слышал, не приблизился к той высоте, которой Бетховен достиг в этой области игры. Богатство идей, которые навязывались ему, капризы, которым он предавался, разнообразие обработки, трудности - все это было неисчерпаемо".9

Именно как пианиста его впервые оценили музыкальные меценаты. На вечернем концерте в доме барона ван Свитена после завершения программы хозяин (биограф Шиндлера) "задержал Бетховена и уговорил его добавить несколько фуг Баха в качестве вечернего благословения".10 Князь Карл Лихновский, ведущий музыкант-любитель Вены, настолько полюбил Бетховена, что регулярно приглашал его на свои пятничные мюзиклы, а некоторое время принимал в качестве домашнего гостя; Бетховен, однако, не мог приспособиться к часам приема пищи князя и предпочитал жить в соседней гостинице. Самым восторженным из титулованных покровителей композитора был князь Лобковиц, прекрасный скрипач, тративший почти все свои доходы на музыку и музыкантов; в течение многих лет он помогал Бетховену, несмотря на ссоры, и с душой воспринимал настойчивое требование Бетховена быть равным ему в обществе. Дамы этих услужливых вельмож наслаждались его гордой независимостью, брали у него уроки и ругали его, а также позволяли бедному холостяку заниматься с ними любовью в письмах.11 Они и их лорды принимали его посвящения и умеренно вознаграждали его.

До сих пор его слава была только как пианиста, и в этом качестве она достигла Праги и Берлина, которые он посетил в качестве виртуоза в 1796 году. Но тем временем он сочинял. 21 октября 1795 года он опубликовал в качестве своего опуса I Три больших трио, о которых Иоганн Крамер, сыграв их, сказал: "Вот человек, который должен утешить нас в связи с потерей Моцарта".12 Воодушевленный такой похвалой, Бетховен записал в своей записной книжке: "Мужество! Несмотря на все телесные слабости, мой дух будет править..... Этот год должен определить полного человека. Ничто не должно остаться недоделанным".13