The Story of Civilization 11

Естественно, автор постарался придать этой апологии наилучший вид, но в целом она была признана настолько справедливой, насколько можно было ожидать от человека, защищающего свою жизнь. К этому времени Наполеон научился признавать, что совершал серьезные ошибки в политике и генералитете. "Я был неправ, поссорившись с Талейраном. Он обладал всем тем, чего не хватало мне. Если бы я откровенно позволил ему разделить мое величие, он бы хорошо послужил мне, и я бы умер на троне".30 Он признался, что глубоко недооценил трудности завоевания Испании или покорения России. "Я слишком рано отправился с Эльбы. Мне следовало бы подождать, пока конгресс распадется, а принцы вернутся домой".31 "Я еще не понимаю, что потеряла битва при Ватерлоо".32 "Я должен был умереть при Ватерлоо".33

Его амануэнс, почти измученный воспоминаниями, все же нашел в себе силы записать его разговор. Это было, конечно, интересно, ведь кто в свое время мог соперничать с ним по размаху и увлекательности приключений на трех континентах? Он был превосходным рассказчиком, у которого на любую тему найдется живой анекдот. Он был, прямо скажем, философом, и мог с полным правом говорить на любые темы - от сельского хозяйства до Зевса. Он так много читал по истории, что предсказывал будущее с некоторым ненадежным успехом. "С колониальной системой... покончено для всех - как для Англии, владеющей всеми колониями, так и для других держав, у которых их не осталось".34 Иго Бурбонов вскоре будет сброшено французским народом.35 Германия вскоре возобновит начатое им объединение.36 Девятнадцатый год будет веком революций; принципы Французской революции, за исключением некоторых эксцессов, восторжествуют в Америке, Франции и Англии, и "с этого треножника свет прольется на мир".37 "Старая система закончилась, а новая не укрепилась и не укрепится до тех пор, пока не пройдут долгие и яростные конвульсии".38 "Россия - это та держава, которая наиболее уверенно и с наибольшими шагами устремляется к всеобщему господству".39 Одно из его неудачных предположений: "Королевская власть в Англии, ежедневно усиливающаяся,... теперь беспрепятственно движется по дороге к произволу и абсолютной власти".40

В заключение он проанализировал свою политическую карьеру и подвел ей самый благоприятный итог:

Я закрыл пропасть анархии и очистил хаос. Я очистил Революцию, возвысил народы и утвердил королей. Я возбудил все виды подражания, вознаградил все виды заслуг и расширил пределы славы..... Диктатура была абсолютно необходима. Скажут ли, что я сдерживал свободу? Можно доказать, что разнузданность, анархия и величайшие нарушения все еще преследовали порог свободы. Меня обвинят в том, что я слишком любил воевать? Можно доказать, что я всегда первым принимал удар. Скажут ли, что я стремился к всеобщей монархии?... Наши враги сами шаг за шагом вели меня к этой цели. Наконец, будут ли меня обвинять в честолюбии? Несомненно, следует признать, что я обладал этой страстью, причем в немалой степени; но в то же время мои амбиции были самого высокого и благородного рода , которые, возможно, когда-либо существовали, - это установление и освящение империи разума, а также полное осуществление и полное наслаждение всеми человеческими способностями. Как и здесь, историк, вероятно, будет вынужден сожалеть о том, что такие амбиции не были реализованы и удовлетворены..... Это вся моя история в нескольких словах.41

9 марта 1821 года он согрел свое слабеющее сердце гордым видением своей посмертной славы: "Через пятьсот лет французские воображения будут полны мной. Они будут говорить только о славе наших блестящих кампаний. Небеса помогут тому, кто осмелится говорить обо мне плохо!"42 Это был не хуже любого другого способа встретить смерть.

V. ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА

Различные внутренние расстройства и недостаток физических упражнений привели Наполеона к старости, когда ему было еще сорок лет. Настойчивое требование Лоу, чтобы британский солдат следовал за императором всякий раз, когда тот выезжает за пределы Лонгвуда, разозлило пленника и заставило его избегать любых поездок, как на лошади, так и в калеке. Часовые, расставленные в пределах видимости от его комнат, давали Наполеону еще одну причину оставаться дома; а потеря интереса к продлению жизни все больше склоняла его к вялому бездействию. Бертран сообщал в 1818 году: "Прошло сто дней с тех пор, как он... не выходил из дома". Лас Кейс отметил, что кровь императора циркулирует с трудом,43 пульс был до пятидесяти пяти ударов в минуту.44