The Struggle for the Eurasian Borderlands. From The Rise Of Early Modern Empires To The End Of The First World War

Политические правые отреагировали на те же вопросы, которые возбуждали социалистов, одобрив националистическую тенденцию в имперском правлении через русификацию, германизацию, мадьяризацию, туркизацию и синификацию. Многочисленные источники кондикта, созданные сторонниками этих альтернативных способов реорганизации, а иногда и трансформации своих обществ, не были запечатлены на tabula rasa. Скорее, они наслаивались на пережитки более ранних политических и социокультурных процессов, наследие беспокойных пограничных территорий, спорных границ и имперского соперничества. К началу XX века приграничные территории превратились в геокультурные площадки, где взаимодействовали пропоненты несовместимых идеологий и политических движений - этнического национализма, аграрного популизма и индустриального социализма, - создавая взрывоопасную комбинацию и угрожая имперскому правлению параличом, восстанием и внешней войной.

6. Имперское наследие

 

Войны и революции первых двух десятилетий XX века, разрушившие имперское правление, уже давно рассматриваются историками как серия разрывов в современной европейской истории. Пограничные районы отделились от имперских центров власти. Некоторые из них последовали призывам к национальному самоопределению; в других местах местные военачальники взяли на себя региональное управление. Династическая идея была мертва или умирала. Логика и структуры давно сложившихся внутренних рынков и сетей транспорта и связи были нарушены. Имперские армии распались, а их кадровые корпуса рассеялись; во многих случаях бывшие соратники сталкивались друг с другом через спорные границы. К власти приходили новые люди, часто из маргиналов общества или военных, которые продвигали новые идеологии или радикальные версии старых. В первые послевоенные годы народы приграничных территорий, казалось, взяли реванш за десятилетия или столетия имперского правления.

Однако, делая слишком большой акцент на разрыве, мы рискуем недооценить наследие имперского правления и проигнорировать постоянные факторы, с которыми столкнулись новые правящие элиты государств-преемников. В этой главе под историческим наследием понимаются те элементы институциональных, идеологических и культурных структур и практик, которые пережили гибель имперского правления. Они наиболее ярко проявляются в характере руководства и моделях формирования политики, а также в самой политике. Наследие в историческом контексте отличается от его юридического значения как нечто, завещанное преемнику без каких-либо изменений в его существенных чертах. Исторические изменения таковы, каковы они есть, что наследие не может быть буквальным эквивалентом одинаковости. Обремененные наследием имперского правления, преемники не могли написать свои решения проблем, порожденных сохраняющимися факторами, с чистого листа.

Насильственный переход через войны, гражданские войны и революции от имперского к постимперскому правлению усложняет задачу определения того, что было сохранено от имперского правления, а что уничтожено. Хотя многие из имперских правителей ушли от власти или ушли в отставку, другие остались на месте под новым руководством. Офицеры имперских армий сохранили свои команды под новыми командованием. Все режимы-преемники ценили и вознаграждали специалистов. Парламентские формы и избирательные практики были адаптированы к новым условиям, но часто, как и в прошлом, продолжали маскировать реальные авторитарные структуры власти. Вооруженные этими инструментами имперского правления, новые элиты столкнулись с проблемами, аналогичными тем, что ставили в тупик их предшественников.

Во-первых, все евразийские государства-преемники были многонациональными, за исключением Австрии и Венгрии, где, однако, евреи и цыгане воспринимались как культурно самобытные, если не сказать чужие. Во-вторых, у новых государств были свои пограничные территории, которые, как и при имперском правлении, находились на периферии центров власти. В-третьих, пограничные территории часто были заселены смешанным населением, перестроившимся в результате нового витка демографического калейдоскопа. В-четвертых, внешние и внутренние административные границы государств-преемников проводились произвольно - как и границы империй, почти везде в результате военных действий, - рассекая сообщества одной и той же этнической принадлежности, возбуждая новые ирредентистские претензии, основанные на исторических и национальных основаниях. В-пятых, это означало, что этническая политика вторглась во все аспекты культурной политики, особенно в образование.

Когда новые элиты сталкивались с проблемами, порожденными этими сохраняющимися факторами, их реакция часто была похожа на реакцию их имперских предшественников. При разработке политических и социальных решений они также прибегали к ассимиляции, переселению или изгнанию. Реакция меньшинств также повторяла реакцию покоренных народов под имперским владычеством, варьируясь от сопротивления до приспособления.