The Worlds I See

Цзя обладал многими талантами, но смягчение удара от плохих новостей не входило в их число. Впервые за долгое время я не знал, что делать дальше.

Отчаяние вдохновляет на барочную креативность, и по мере того как безрадостность ситуации становилось все труднее игнорировать, мы запустили всю гамму сомнительных идей, включая даже помощь нашим человеческим маркировщикам с помощью... машин. Разумеется, это было связано с круговыми рассуждениями - если бы алгоритмы были способны распознавать объекты достаточно точно, чтобы помочь нам их маркировать, то нам бы вообще не понадобилась сеть ImageNet. Тем не менее мы задались вопросом, можно ли получить какое-то преимущество, позволив им играть второстепенную роль - например, использовать технику одномоментного обучения, которую я разработал вместе с Пьетро, для грубого, но быстрого маркирования больших партий изображений, позволяя нашей человеческой команде больше работать в качестве редакторов или корректоров. В этом был какой-то извращенный, хотя и спорный смысл, но мы так и не смогли найти правильный баланс.

Что еще важнее, реальный аргумент против автоматизации процесса маркировки был не технологическим, а философским. Мы понимали, что даже тонкое алгоритмическое сокращение будет противоречить миссии ImageNet. Наша цель заключалась в том, чтобы вложить в каждое изображение беспристрастное человеческое восприятие в надежде, что модель компьютерного зрения, обученная на полном наборе, будет наделена аналогичной искрой проницательности. Влияние машин грозило размыть эту цель.

Если узким местом были люди, и не было способа уменьшить их участие еще больше, чем мы уже сделали, то единственным оставшимся вариантом была грубая сила: расширить команду маркировщиков настолько, чтобы перенести время прибытия с почти двух десятилетий на гораздо более близкий срок . Увеличение в десять раз могло бы сделать это - учитывая уже проделанную работу, мы могли бы достичь этого всего за полтора года. Но средств на это просто не было. Неприятно было думать, что после стольких эмоциональных вложений все сведется к вопросу о деньгах.

"Хммм", - сказал я, откинувшись на спинку кресла и уставившись в потолок лаборатории. Мне пришла в голову одна мысль. Странная.

"Что?" Цзя поднял взгляд от своего рабочего места.

"Не знаю. Ну, может быть. У меня есть одна идея, как собрать дополнительные средства. Это будет скромно, но хоть что-то. Это абсолютно крайняя мера".

"Я слушаю, - ответил Цзя, наклонившись.

Я еще глубже опустился в кресло и медленно выдохнул. Я не мог поверить в то, что собирался сказать.

"Как много вы знаете о химчистке?"

 

Откинув козырек, я прищурился на заходящее солнце. На скорости семьдесят миль в час зрение становится более размытым, но не менее насыщенным. Справа от нас пролетали светоотражающие столбики и мильные указатели, окруженные трещинами в асфальте, каменными обломками и случайными пластиковыми бутылками или скомканными пакетами из-под фастфуда. Мимо проносились всевозможные знаки, напоминающие об ограничении скорости, сообщающие о приближении к выезду или о том, что местное отделение унитарианской церкви обязано содержать в порядке следующую милю дороги. Номерные знаки и наклейки на бамперах. Собака, едущая с ружьем.

Мы ехали в Миннеаполис, где проходила конференция CVPR 2007 - конференция по компьютерному зрению и распознаванию образов. ImageNet была на грани краха, а наши денежные запасы сокращались, но ходили слухи, что мир за пределами нашей лаборатории все еще существует - и это было лето. Конференция казалась идеальным поводом для побега, и я с нетерпением ждал двенадцати сотен миль блаженной монотонной езды, которые я мог бы провести, думая о чем угодно - о чем угодно, - кроме нашей работы . Я арендовал фургон и заполнил его несколькими студентами из лаборатории. В течение следующих нескольких дней единственными нашими заботами были еда в закусочной, перерывы на туалет и споры по поводу радиостанции.

К сожалению, невозможно было отключить ту часть меня, которая была одержима визуальным миром. Мы ехали через лес, и я гадала, какие породы деревьев мы проезжаем. Клен? Ясень? Береза? Мы видели города колледжей, такие как Мэдисон, с их неоновыми вывесками и оживленными тротуарами. На скамейке лежал студент в солнечных очках. Трио с акустической гитарой, бас-гитарой и губной гармошкой выступало на улице. Мы проезжали через шумные города, их небоскребы возвышались над нами, отражая геометрические формы. Мы наблюдали, как солнце сверкает на воде, когда ехали вдоль одного из Великих озер - Эри или, может быть, Мичигана. Волны бились о берег. Дети гоняются за приливом и отливом. Пара бросает фрисби.

Я снова вспомнил своего отца, как часто бывало в эти дни, когда он бродил от одной витрины гаражной распродажи к другой, рассматривая подержанную хлебопечку или видеомагнитофон, его увлеченность была неутомимой, а радость - заразительной. Я подумал, не было ли у меня такого же выражения лица.