Theatrum mundi. Подвижный лексикон

Прошло довольно много времени с момента публикации статьи. Как вам кажется, предложенная вами возможная ситуация, в которой система актуализируется в иной совершенно конфигурации, сегодня получает какое-то оправдание? Вы видите какие-то новые способы существования системы, новые конфигурации? Или это осталось больше теоретическим конструктом?

ОА: Я должен вам честно признаться /смеется/, я не люблю театр и в него не хожу вообще (только если меня знакомые просят). Я не знаю, что происходит в театре сейчас. Вот Марина Давыдова иногда рассказывает, и я счастлив, что она погружает меня в мир интересного современного театра. Но как только я оказываюсь в нем, меня охватывает ужас от того, как все нелепо и архаично. То есть мое представление о современности театра мне кажется идиллическим. Хотя Лепаж мне понравился, это было достаточно интересно. Но вообще театр производит впечатление какого-то, я бы сказал, контрреволюционного зрелища. Даже если он авангардный. Я поделюсь своими личными впечатлениями, надеюсь, вы не вынесете их за пределы этой аудитории /смеется/. Шутка, конечно. Меня как-то пригласили на один театральный фестиваль в Варшаву, я там читал лекцию про Сулержицкого, который для меня является очень важным персонажем и героем, одним из основателей системы Станиславского, в большей степени даже, чем сам Станиславский, может быть. Меня тогда поразило, что в Польше почти никто не знает, кто такой Сулержицкий. Катажина Осинска написала чуть ли не единственную статью о Сулержицком в Польше. Ну и, поскольку я оказался на фестивале, заодно посетил несколько спектаклей… И был шокирован. Потому что это были модные спектакли наших модных современных режиссеров. Если вы вспомните три самых модных имени наших относительно молодых режиссеров, то вы легко поймете, какие это примерно могли быть спектакли, я не буду их называть. Скажу так: я был в недоумении от каждого /смеется/. Но, говорят, что у них есть и успехи, что мне просто не повезло. Так что меня лучше про театр не спрашивать. Потому что мой способ, допустим, интерпретировать Станиславского связан именно с тем, чтобы преодолеть устоявшиеся в театроведении клише относительно системы Станиславского. То есть лишить того, что, собственно, ему как достоинство приписывалось: психологизм, русская школа… А на этот психологизм еще наложился сталинизм, как известно. Там много слоев, которые надо снимать. Когда я снимал слои и дошел до Сулержицкого, я понял, что Станиславский предлагает делать на сцене своеобразное кино без пленки с крупным планом и монтажом, с набором клише, в которых зритель опознает то, что происходит на сцене. Это такие структуры, которые потом становятся структурами переживания. И в этом смысле уже тут происходит преодоление границы сцены, – то, что потом Гротовский делал уже открыто. Гротовский – настоящий ученик Станиславского в этом смысле. Так что если я и говорю про театр, то только вот в таком теоретическом ключе. Хотя я смотрел на видео спектакли Гротовского. Но видеозапись – это уже колоссальная дистанция! Думаю, что даже эти ужасные спектакли, которые я посмотрел в Варшаве, на видео тоже были бы лучше. Я считаю, что вообще вот эта ситуация сцены драматична. Но ведь и я сам нахожусь сейчас с вами в такой ситуации.

ЮЛ.:Драматична. Я же с этого начала. Мы стараемся.

ОА: Я сижу в невозможной для себя аристократической позиции, понимаете, и вещаю вам о равенстве.

ЮЛ:Если можно, напоследок скажу. Очень увлекательным был твой тезис, что мы недооцениваем то, что нам позволяет масса. А чего мы недооцениваем, что нам позволяет масса?

ОА: Самое простое – это вернуться к тому, что я говорил. Благодаря массе мы сопричастны с процессами, которые выходят за рамки нашего опыта. Масса – это такой переходник между нами и миром. То есть именно как часть массы мы являемся частью стихии в таком почти древнегреческом смысле, как элемента мироздания. Масса ближе к ветру, горам, морям, чем мы. Неужели не прекрасно быть ветром в какой-то момент?

ЮЛ:Это прекрасно для финала.

ОЛ: Даже поэтично.

ЮЛ:Большое спасибо, Олег, было очень интересно.

Речь и революция (набросок теории действия) [260]

[речь]

Елена Петровская