This one. Книга третья. Путь к бродяге (ЛП)

– Милашка! Что это на тебе надето!? Не пойми меня неправильно, ты выглядишь очень мило, но… но… это же не ты! Ты же огонь и нежность, опасность и красота, слившиеся воедино! А твои волосы! Ты не должен так завязывать волосы! Как насчет того, чтобы я помог тебе расчесать их, привести в порядок? Я только рад помочь! Какая прекрасная идея, не так ли, милашка? И почему ты ушел один? Я так скучал, ожидая тебя, и мне совершенно нечем было заняться, кроме как надоедать Хидеёси! Кроме того, я хочу выяснить, что ты делаешь, когда уходишь один, одетый в это кимоно, с цветами в руках. Может… О, нет, нет, у тебя не может быть женщины на стороне! Или, может, ты уже занят, и поэтому я недостаточно хорош для тебя? О нет, не говори мне! Это невозможно!

– Успокойся, Макото. – Урчащий голос Хидеёси прорезал бессвязный бред Макото. – Дай Химуре-сану немного места, хотя бы чтобы дышать, ладно?

Кеншин облегченно выдохнул, наблюдая, как Хидеёси ухватил Макото за ворот кимоно и вернул чрезмерно увлекающегося юношу назад. Кеншин слегка кивнул ему в знак благодарности и прошел мимо них обоих, направляясь наверх, чтобы переодеться. Он оценил вмешательство Хидеёси. После одиночества на кладбище выслушивать и выносить трескотню весельчака было особенно трудно.

К сожалению, он знал, что это не продлится долго.

Сегодня был редкий день, когда он, как и остальные люди в его группе, были свободны. Накамура не смог найти для него ни одного поручения, что говорило о величине того тупика, в котором они оказались вместе с Бакуфу.

Обе стороны выжидали, чем окончится политическая борьба при Императорском дворе. Для обычных солдат это означало отсрочку от боевых действий. Конечно, всегда был шанс, что дела пойдут катастрофическим образом, и их помощь понадобится, но сегодня это казалось далеким от возможного.

На данный момент делать было нечего.

Кеншин не мог не чувствовать беспокойство. Он ничего не имел против людей своего подразделения, даже Хидеёси или Макото, но они находились взаперти много месяцев, играя в азартные игры и пересказывая друг другу истории и анекдоты, и это становилось… не скучным, не совсем, но… просто война продолжалась уже так долго, что Кеншин чувствовал, что встретился со всеми ее участниками, с обеих сторон. Даже лица людей Бакуфу были ему знакомы.

И война все не заканчивалась.

Разумеется, как он сказал Томоэ, он знал, что Ишин Шиши наконец добились прогресса. Он занимался охраной Кацуры-сана по несколько часов каждую неделю, так что был в курсе всех успехов, которые были достигнуты за последние несколько месяцев. Восставшие войска продвигались к столице, вооруженные западным оружием. Он несколько месяцев помогал переправлять оружие в столицу, на случай, если им прикажут атаковать город, когда война перейдет из теневой в открытую.

Но несмотря на то, что он знал, какой прогресс достигнут, на самом деле он не чувствовал, что происходят хоть какие-нибудь изменения.

Что хорошего все эти сражения и убийства принесли простым людям?

Кеншин начинал опасаться, что ответ был – ничего.

Однако он дал слово, что будет до конца сражаться в этой безумной войне. Дал слово Кацуре-сану.

И он сражался. Убивал. Ночь за ночью, пока рушились его убеждения, пока он нес груз своей вины, которая грозила поглотить его полностью, часть за частью.

Остальные бойцы его подразделения, похоже, не разделяли его проблем. Их настроение было весьма приподнятым. Даже «малыш» подразделения, двадцатилетний Хидеёси научился сражаться так же, как лучшие из них, и был способен ощутить радость от своих достижений в бою. Макото тоже доказал свою ценность.

Так что Кеншин оказался единственным, кто больше не видел в этом смысла.

Может, потому, что он просто сражался дольше их всех.

Может, он просто постарел.

Ему было всего восемнадцать, меньше всех в их подразделении, но он чувствовал себя древним.

Люди не поняли, что он на самом деле моложе Хидеёси на два года. Даже Макото этого не понял. Он все еще думал, что Кеншину примерно столько же, сколько и ему – двадцать два или двадцать три. Это заблуждение служило источником развлечения для Кеншина, своего рода игрой, чтобы отвлечь внимание и привести весельчака к неправильным выводам.

Правда, он был не единственным, кто говорил неправду, и все еще был вынужден отвечать на прямые вопросы, но это не означало, что он не мог выбирать, какую правду говорить, а какую нет. К тому же любая неприятность, которую он мог доставить весельчаку, была полностью оправданной.

– Я умираю! – громко объявил Макото. – Умираю, просто дохну от скуки! Хидеёси, милашка, вы должны помочь мне! Вы же не хотите, чтобы я умер, правда?!

– Хм, сложный вопрос, – протянул Хидеёси, делая вид, что задумался. – Я не знаю, а что ты думаешь, Химура-сан?

– О… эм… – пробормотал Кеншин, а потом сдался и неловко пожал одним плечом.