This War of Mine (Ремейк)

Это не просто хвастовство. Когда морпехи говорят о насилии, которое учиняют, они испытывают почти головокружительный стыд, неловкое торжество от того, что совершили поступок, максимально табуированный обществом, и сделали это с разрешения государства.

— Ну что же, неплохо справились, — Уокер своему другу.

Эдвардс писает у дороги.

— Черт, спустил штаны, а оттуда пахнет горячим чл*ном. Тот самый потный запах немытых яиц… Как будто только что занимался грязным с*ксом с немытой чуркой.

Несмотря на простуду, тридцатиоднолетний сержант роты «Мародер» Райан Купер сбросил рубашку и протирает грудь детскими салфетками — каждый его мускул блестит в мерцающем свете горящей неподалеку нефти.

Купер не совсем вписывается в образ брутального мачо. Он читает всякие журналы для ухода за кожей и обрабатывает воском ноги и грудь. Другие бойцы подразделения называют его «Се*с-символом», а все потому, что он такой красивый.

— Если тебе кажется, что Купер — горячий парень, вовсе не значит, что ты — гей. Просто он — такой красивый, — предупреждал меня Эдвардс. — Мы все думаем, что он — кекси-мекси.

Морпехам говорят, что на рассвете они будут продвигаться на север через город «R», по шоссе, которое они нарекли «снайперским проездом». В полночь мы с Хеллером выкуриваем на двоих последнюю сигарету. Мы находим укрытие под днищем Хамви и лежим на спине, передавая друг другу сигарету.

— Мужик, у меня сегодня так скакало настроение, — говорит Хеллер. — Наверное, так обычно себя чувствуют женщины, когда из их них течет кетчуп.

Он очень волнуется из-за того, что через несколько часов придется ехать через город «R» и даже признается, что у него есть сомнения насчет того, стоило ли вообще приезжать в Ирак.

— Я спрашивал у священника, можно ли убивать людей на войне. Он сказал, можно, если ты не получаешь от этого удовольствия. До того как мы зашли в Ирак, ненавидел этих проклятых чурок. Даже не знаю, почему. Но как только мы оказались здесь, это все куда-то исчезло. Мне просто их жаль. Так скучаю по своей девчушке. Не хочу убивать ничьих детей.

После полуночи артиллерия морской пехоты громыхает в городе. Вернувшись в Хамви, Хоффман снова говорит о своих надеждах на то, что у него с молодой женой родится сын, когда он вернется домой.

— Никогда не заводите детей, капрал, — поучает его Уокер. — Один ребенок обойдется тебе в несколько сотен тысяч долларов. Тебе и жениться не стоило. Это всегда ошибка. Нет, серьёзно. Женщины после двадцати пяти — отработанный материал. На дворе двадцать первый век, а культ женщины продолжает обрастать новыми идеалами. Бог создал женщину, чтобы мы, добытчики, могли хоть что-то оттарабанить после тяжелой охоты. За женщин всегда приходится платить, но брак — это самый дорогостоящий способ. Если хочешь платить за это, Хоффман, поезжай в Австралию. За сто баксов там можно заказать шлю*у по телефону. Через полчаса она приедет к тебе прямо по адресу, свежая и горячая, как пицца от повара-итальянца с шикарными усами.

Бун подхватил мысль сержанта: