– Я всегда говорил, что к продаже монет нужно подходить избирательно. – Старик-ротмистр, нос которого стал еще лиловее, глаза еще краснее и еще крошечнее, как щелочки, как всегда, присосался к стакану с водкой, с ней, родимой, он в последнее время расставался на очень короткое время – когда лил монеты.
Его глаза с каждым днем видели все хуже и хуже, и братья, чувствуя все большее раздражение к этому человечку, понимали, что им придется сменить мастера.
Ох уж эти его бесконечные запои… Пьяный, как известно, себя не контролирует и может разболтать где угодно и кому угодно их великую тайну. А старик чем больше хмелел, тем становился словоохотливее.
Сколько раз они удерживали его от откровений с первым встречным! Но кем же заменить Сазана? Попробуй отыщи таких умельцев…
Во всем Очакове, да что там Очакове, во всей Одессе не найти подобного мастера! Нет, мастера, конечно, имелись, но не все хотели зарабатывать мошенничеством.
Шепсель вздохнул и вытер лоб. Ладно, он еще подумает об этом, но не здесь, в грязном кабаке, с лоснившимися от жира столами, которые половой протирал нечистой тряпкой.
Гойдман вздрогнул от гула и криков.
С улицы зашла толпа людей, страждущих выпивки, и хозяин засуетился, забегал, приказывая половым тащить новые и новые бутылки и закуски.
– Я считаю, что нам удалось сорвать неплохой куш, – заметил Лейба, поморщившись от громких голосов и запустив руку в черные волосы. – Бедняга Рыльцев ничего не заподозрил.
– А как крестьяне, которые дурачили нашего друга Рыльцева, не подведут? – поинтересовался младший, нанизывая на вилку маленький соленый помидор.
Лейба покачал головой:
– Они из далекой губернии. Сразу после сделки я посадил их на поезд и отправил домой. К тому же они были связаны только с нами, а к нам пока не ведет ни одна ниточка. Ты все предусмотрел. – Он с восхищением посмотрел на брата, как всегда считая его гением.