Курт тепло встретился с Трейси после разлуки. Он сказал ей, что скучал больше, чем думал, и хотя Курт никогда не говорил о своих чувствах, Трейси была одной из немногих, кому он открывался. В тот август Курт написал письмо Джесси Риду и похвастался тем, какая она замечательная девушка: «У моей девушки теперь есть совершенно новая “Тойота Терсел”[115]
88-го года, микроволновая печь, кухонный комбайн, блендер и эспрессо-машина. Я совершенно избалованный, испорченный лодырь». Курту «Терсел» показалась роскошным автомобилем.С возвращением Курта в их отношения снова вернулось чувство романтики, хотя после почти двухмесячной жизни в одиночестве Трейси уже не была так увлечена его капризами. Трейси чувствовала, что они переросли крохотную однокомнатную квартирку, особенно учитывая тягу Курта к собирательству. В начале августа она написала ему записку, в которой говорилось: «Я не останусь здесь в этом ЗАПЛЕСНЕВЕЛОМ аду дольше, чем до пятнадцатого числа. Это чертовски мерзко». Несмотря на то что на северо-западе стояла середина лета, их квартира страдала от плесени.
Было удивительно, что кто-то заметил там плесень, ведь учитывая количество их животных, по словам Деймона Ромеро, квартира приобрела запах «лаборатории вивисекции»[116]
. Конечно, там были черепахи, крысы и кошки, но самый сильный запах исходил от кролика. Крольчиха Стю служила Курту и Трейси суррогатным ребенком, избалованным, как и положено единственному отпрыску. Стю часто удавалось вырваться из клетки, из-за чего Курту или Трейси приходилось вывешивать для гостей предупреждение о том, что они могут наступить на кроличьи экскременты. Однажды в начале августа Курт разговаривал по телефону с Мишель Власимски, импресарио[117], которую они наняли, чтобы помочь перенести их отмененные концерты, и телефон неожиданно отключился. Курт перезвонил ей через минуту и объяснил: «Кролик выдернул телефон из розетки». Он шутил, что его квартиру прозвали Скотным двором. Через несколько недель Слим Мун увидел, как Курт лихорадочно выпускает из клеток домашних животных. «Я размораживал морозильник ножом и случайно проделал в нем дырку, и я не хотел, чтобы фреон убил животных», – объяснил он.Когда освободилась однокомнатная квартира в том же доме, они перенесли туда передвижной музей Кобейна. Она стоила на 50 долларов в месяц дороже, но зато была больше и находилась прямо напротив гаража, который занял Курт. Там было рабочее место, где он чинил гитары, которые сломал, и вырезал новые деревянные грифы для гитар, которые ему еще предстояло сломать. Всего за неделю гараж заполнился сломанными усилителями, разбитыми динамиками и другими остатками дорожного шоу Nirvana.
В середине августа Курт предпринял первую попытку обратиться за медицинской помощью по поводу состояния своего желудка и за консультацией по набору веса. Его худоба стала для него навязчивой идеей, настолько сильной, что он купил много лекарств из ночных телевизионных реклам и попробовал их все, но безуспешно. Курт обратился к специалисту в Медицинский центр Святого Иосифа в Такоме, в отделение «пищевых расстройств», но, несмотря на множество анализов и обследований, никакой физической причины его боли в животе определить не удалось. Тем же летом Курт пошел к другому врачу, но Трейси застала его дома уже через десять минут после начала приема. Курт объяснил это так: «Они хотели взять кровь, а я ненавижу иглы, и поэтому ушел». Трейси вспоминала, что он «ужасно боялся игл». Состояние его желудка то обострялось, то улучшалось, и часто Курта рвало всю ночь напролет. Трейси была убеждена, что это из-за его рациона, который, несмотря на рекомендации врача, состоял из жирной и жареной пищи. Ее мысли в то время разделяли Крист и Чэд, которые всегда уговаривали Курта есть овощи – то, чего он полностью избегал в своем рационе. «Я не буду есть ничего зеленого», – заявлял он.
В первую неделю августа группа отправилась на Music Source Studio с продюсером Стивом Фиском, чтобы записать мини-альбом для продвижения предстоящего тура по Европе. Сессии продолжались два дня, и группа оправилась от потери Джейсона, хотя их аппаратура была немного потрепана после гастролей. «У них были большие барабаны North, – вспоминал Фиск, – и бас-барабан был скреплен двумя рулонами клейкой ленты, потому что он слишком часто трескался. Они шутили, что это был барабан Колокола Свободы».