Тяжело ковалась Победа

Клевало у них плохо. Мальчишке не сиделось, он капризничал, шмыгал удочкой и поглядывал на другой берег, где удачливый рыбак то и дело вытаскивал рыб.

– Деда, пойдем туда, – Алеша показывал на дымящийся костер.

– Смотри, как там клюет!

– То местный рыбак, – объяснил Юрий Павлович.

– А ты не рыбак? – плаксиво морщился мальчик.

– Одно недоразумение.

– Пойдем… Тоже поймаем.

Юрий Павлович чувствовал себя неловко перед внуком. Он долго думал – и наконец решился…

На третий день они спозаранку направились на другой берег. Утро было пасмурное. Туман висел над озером. Еще издали они заметили дымок. Юрий Павлович взял слово с внука, чтобы он не шумел, а сам подошел к рыбаку:

– Здравствуйте! На том берегу совсем не клюет. Внук покоя не дает. Не возражаете? Меня звать Юрий Павлович, а его – Алешка, – он положил руку на голову мальчика в летней шапочке с большим козырьком и иностранным словом «Филадельфия».

Старик слабо осветил голубыми глазами непрошеных гостей, пригладил седую бороду и сказал с хрипотцой:

– Меня тоже Алексеем кличут, а по батюшке – Михалычем. Рыбу подкармливать надо.

Юрий Павлович расположился не доходя до раскидистой ветлы, за которой над тлеющим костерком висел закопченный котелок. Туман незаметно развеялся. Множество ослепительных солнечных игл засверкало на воде.

Клева у них и тут не было. Алеша вытягивал шею, пялился на седобородого дедушку, который вытащил уже двух приличных окуней. Ему не сиделось – он глазел по сторонам, недовольно морщился и наконец не вытерпел:

– Деда, ты обещал свисток.

– Хорошо, Алеша, – Юрий Павлович обновил наживку, поплевал на червяка и забросил его в воду. Потом отрезал ивовую ветку, обстучал ее на колене рукояткой ножа, сделал вырезы, покатал между ладонями, снял трубочкой кору, вновь надел, свистнул для пробы и отдал внуку.

Мальчик долго кружил между деревьев, свистел, все ближе и ближе подступая к Алексею Михайловичу.

– Алеша! – Юрий Павлович осуждающе покачал головой.

Внук перестал свистеть, потоптался за кустами и с любопытством приблизился к потухшему костру:

– А что в котелке?

– Уха была, – ответил старик.

– А мы ухи так и не ели, – грустно проговорил Алеша.

Алексей Михайлович повернул удивленный взгляд на мальчика, улыбнулся его наивности. Почему-то вспомнил себя в его возрасте, молча отвернулся и в улыбке разорвал обсохшие белесые губы.

– Иди сюда, тезка, – позвал старик охрипшим голосом. – Выбирай по рыбине себе и дедушке! Бери, какие на тебя смотрят, – растрогался рыбак, видя, что ребенок бегает глазенками, не решаясь, какую взять.

– Ой, они все смотрят! – мальчик раскраснелся от возбуждения.

– Бери тогда все! – расщедрился Алексей Михайлович и решительно махнул рукой.

Алеша не знал, как это сделать. Он взял в одну руку окуня, в другую – подлещика и стоял в нерешительности.

– Бери с сеткой! – подсказал рыбак.

Алеша схватил сетку и побежал.

– Вот! – внук сиял, показывая рыбу.

– Спасибо-то хоть сказал? – обрадовался Юрий Павлович.

Алеша убежал вместе с сеткой.

– Приходи завтра с ложкой, – улыбнулся Алексей Михайлович.

– Сказал, – вернулся внук. – Ложку велел принести.

– Какую ложку? – не понял Юрий Павлович.

– Деревянную.

– Зачем?

Алеша втянул голову в плечи.

2

На следующее утро дед с внуком пришли на рыбалку раньше обычного. Юрий Павлович устроился на прежнем месте, а Алеша убежал к дедушке Михалычу.

– Вот! – выхватил он из кармана деревянную ложку.

– Иди хлебай, – рыбак кивнул в сторону котелка и повернулся к реке, но не увидел ни поплавков, ни воды: глаза застлали навернувшиеся слезы.

– Клюет! Клюет!!! – закричал Алеша, подбежав с ложкой. Алексей Михайлович дернул – подсек и вытащил судачка.

– Уху надо на раз съедать, – сказал старик, снимая с крючка рыбину. – У нее потом вкус другой. Это уже не уха будет.

– Алеша, ты, наверное, мешаешь? – подошел Юрий Павлович.

Внук как не слышал своего деда – вертелся у котелка с ухой.

– А почему пена? – повернулся Алеша к рыбаку.

– Так ведь второпях варю-то. За удочками смотрю, так некогда пену сымать, – оправдывался Алексей Михайлович, а потом отозвался на замечание Юрия Павловича: – Кака от него помеха? Садись, Палыч. Рядом веселее. Мне бирюком-то тоже надоело. Он у меня в памяти-то вчера все взворошил – так я ведь ночь не спал…

Старики сидели молча. Алешка крутился рядом.

Дальше – больше: разговор между рыбаками разгорался как костерок на ветру. Мальчуган, нахлебавшись ухи, ходил по кустам, пересвистывался с птицами.

– Мы теперь никому не нужны, – говорил Юрий Павлович, меняя наживку. – Новая власть все растаскивает, разворовывает… Бьют один другого. Воры и грабители жируют, а мы с вами на картошке да на ухе перебиваемся.

– Я им все одно не завидую, – откликнулся Алексей Михайлович. – Все их потомство вымрет раньше нашего. Я на своем веку всего насмотрелся. Бог глаза мне открыл. Ему, – он выставил перст с толстым желтым ногтем в сторону Алешки, – легче будет, если сам чего не напроказит. Молодежь-то нынче к труду тоже слабо тянется. Многие норовят торгануть: кто душой, кто телом. Ищут халяву, к работе мало приучены.