Тяжело в учении, легко в бою (If You Like School, You’ll Love Work)

Я долго изучал жизнь Сэнди, еще до того как познакомился с Иоландой. Хэллидей расщедрился на один-единственный публичный комментарий после смерти Ньюджент, и этот комментарий стоил ему кучи друзей (как я потом узнал, в расставании с друзьями он вообще был большой спец). В интервью для лондонского журнала, во время Эдинбургского кинофестиваля 1990 года, Глен сказал: «Всегда досадно смотреть, как пропадает хорошая задница». К тому времени он, конечно, уже был хроническим алкоголиком. Понимаю, это вряд ли сойдет за оправдание, но, черт возьми, я на все сто уверен, что на причину потянет.

Глен Хэллидей был одним из самых одаренных и недооцененных деятелей кинематографа, о которых я слышал. Но чем больше я о нем узнавал, тем скорее развеивалось очарование. Казалось – и в этом впечатлении меня утверждала не только Иоланда, – что волшебство заключается в фильмах, а не в человеке. И хотя я лучше других знаю, что Золушка не всегда так скромна, как о ней рассказывают, мой герой стремительно превращался в человека, которого голова и жопа поменялись местами.

На Иоланде он женился через десять лет после смерти Сэнди, а шесть лет спустя и сам умер от сердечного приступа прямо здесь, в Фениксе. Ясно, что хоть Хэллидей так и не женился на Ньюджент, их отношения были довольно серьезными. Расспрашивать о них уже некого. Большинство их общих знакомых из мира независимого кино слишком хорошо охраняют чужие секреты.

Но не все. В Нью-Йорке я познакомился с Дженни Рэлстон, одной из лучших подруг Сэнди, которая здорово мне помогла. Дженни была ученицей Сэнди и могла похвастаться неплохим набором независимых театральных постановок и ролью в голливудской малобюджетке. Эта темноглазая красавица не гонялась за деньгами, и, возможно, оглядываясь на нее, я поначалу счел Иоланду Хэллидей последним пристанищем безумца, где упившийся Глен мог преклонить голову в период темного упадка. Но теперь я ощущал, что меня что-то гложет. Будь я проклят, но голос какого-то сумасшедшего нашептывал прямо мне на ухо, что именно связь с Иоландой, мисс Аризоной во плоти, станет ключом к загадке Глена Хэллидея. Эта странная женщина постепенно увлекала меня, и мало-помалу я освобождался от чар ее не так давно почившего мужа.

Мы болтали, я поддерживал ее интерес рассказами о своей прошлой жизни и о жизни нынешней, с Пен, причем настоящее, кажется, заинтересовало ее куда больше. Иоланда боролась с усталостью. Не знаю, сколько джина она выпила до моего приезда, но алкогольное опьянение одолевало ее. Вскоре я пришел к выводу, что пора сворачиваться.

– Мне нравится с тобой болтать, Рэймонд, – заплетающимся языком пробормотала Иоланда. – Мы с тобой определенно нашли общий язык.

– Мне тоже нравится с вами беседовать, – честно ответил я, хотя и пребывал в некотором смущении от беспрестанно направленного на меня безумного взгляда.

Я поблагодарил Иоланду за гостеприимство и собрался уезжать, меня еще ждали дела. Мы договорились встретиться еще раз, и я направился к машине. Бассейн сиял все такой же океанской синевой, а парень-чистильщик – худой, но довольно мускулистый, в желтоватой майке без рукавов – кинул на меня тяжелый подозрительный взгляд, но тут же снова принялся выгребать пену с поверхности воды.

Я сел в машину и осушил вторую бутылку воды. Потом позвонил Пен на мобильник, который, как обычно, оказался выключен. Сунул еще одну бутылку в держатель на приборной панели. Дорога была мертвой, как и кошка Иоланды, и я неплохо прокатился до придорожной закусочной «У Эрла», той самой, где должна была играть Пен. Было еще чертовски рано, но я чувствовал, что выпивка теребит меня и тянет к стойке бара, словно мальчишка, который клянчит у мамки в магазине конфеты. Я сова, но, как ни странно, на спиртное меня сильнее всего тянет как раз днем. Впрочем, когда ты, трезвый как стеклышко, заваливаешься в бар, полный выпивох, то наиболее отчетливо чувствуешь, что сделал в жизни правильный выбор.

Я заказал содовую с лаймом у барменши по имени Трейси. Она мне нравилась. С посетителями бара она обходилась как мужеподобная лесбиянка. Мужиков это привлекало, и они еще старательней с ней заигрывали. Неудивительно, одевалась девчонка на миллион долларов. Это не бросалось в глаза, но выглядела она стильной штучкой. Я ей тоже нравился, и нравилось то, как я веду себя с Пен. Трейси мне в этом как-то призналась, когда выпила. Я нравился ей не в смысле полудетского заигрывания, а в смысле зрелого и искреннего одобрения. Трейси возносила Пен на пьедестал. Я этот пьедестал знал неплохо и как-то сказал Пен, что Трейси кажется падкой на девочек.

Пен рассмеялась мне в лицо:

– Малыш, гетеросексуальнее Трейси не бывает. Не мальчик уже вроде, а в женщинах до сих пор не разбираешься.