Тяжело в учении, легко в бою (If You Like School, You’ll Love Work)

Она была недалека от истины. Практически все женщины в моей жизни рано или поздно говорили одно и то же. Джилл меня в этом упрекала чаще и болезненней, чем Пен. Марта, мой агент, недавно раскритиковала Джулию, главную героиню первой редакции моего сценария под названием «Шумиха». Правда, она выразилась резче: “Это у тебя даже на картонный стереотип не тянет. Толщины там только на лист бумаги”.

Ну конечно, через несколько дней мы застукали Трейси в “Боулинге Большого Баки” с каким-то красавчиком, по виду преуспевающим агентом по недвижимости. Парень был скорее всего женат, но определенно трахал барменшу. Я почувствовал себя еще большим кретином, чем он.

Дело не только в женщинах. Парню с моими амбициями вообще стоило бы получше разбираться в людях. А я, как последняя долбанутая, зацикленная на себе скотина, считал, что мне достаточно написать про Хэллидея книгу, да еще, может, снять про него документальный фильм, чтобы познать логику мастера, раскрыть своего внутреннего писателя и стать столь же великим, как он. Все это оказалось напыщенным пустословием, и Иоланда Хэллидей служила тому доказательством. После пары встреч я так и не сумел ее раскусить.

Бар постепенно заполнялся, в основном приходили работяги, которые вкалывали с девяти до пяти: водители погрузчиков, автомеханики, торговцы из розничных магазинчиков, офисные клерки. Они приходили в поисках того, что люди ищут с тех самых пор, как впервые присели пожевать вместе какое-нибудь дерьмо.

Пришла Пен. На ней кожаная куртка и тесные джинсы, волосы перехвачены синей резинкой. Прям крутая рокерша. Пен моложе меня на семнадцать сладких лет, и мне нравится вдыхать аромат ее духов, когда она приветствует меня неуловимой улыбкой и обнимает. Мы поцеловались – жадно и страстно, потом чуть спокойнее, и это было прекрасно. В сладчайших каплях влаги с ее полных алых губ я чувствовал радость жизни. Я знал, что мне повезло, ведь каждый, любой из этих пропахших потом работяг в паршивом баре мечтал бы сейчас оказаться на моем месте, а тому, кто не мечтал, стоило бы над этим поразмыслить.

Трейси заметила Пен и поставила ей пива.

Ну, разумеется, один из парней засмотрелся на божественную попку, затянутую в джинсы, и чуть было не расплескал свою кружку. Затем заметил мою потрепанную физиономию и, увидев, что она ненамного моложе, чем та рожа, которая каждое утро приветствует его в зеркале, послал мне горький и хмурый взгляд. Я ухмыльнулся в ответ, мол, да, знаю, может, я и староват для нее, может, я и не лучший для нее вариант, но сегодня она уйдет со мной, так что пошел на хер, чувак.

Я плюнул на старого идиота и в шутливом упреке повертел у Пен перед носом сотовым телефоном.

– Да… Знаю. – Она склонила голову набок. – Черт, забыла его зарядить.

– Милая, я домашний тиран, мне бы хотелось иметь возможность дозваниваться до тебя двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.

Пен расстегнула две кнопки у меня на рубашке и просунула под нее руку, лаская волоски на моей груди:

– Знаю. И это мне нравится.

– Но я ведь тебе нравлюсь еще больше, малышка.

Она вскинула идеально правильную бровь:

– Да, но в твоей жизни появилась другая женщина, и все свое время ты проводишь с ней, – поддраанила она меня. – Ну и как эта Хэл л идей? Красавица?

– Все повторяет, что как-то была мисс Аризоной.

– До Всемирного Потопа, а? – Пен рассмеялась и отхлебнула “Пабст”.

Я почувствовал, как внутри поднимается какое-то раздражение, но взял себя в руки и холодно улыбнулся. Пен не имела в виду ничего плохого, у этой девчонки вообще не бывает на уме ни одной плохой мысли. Она всего-навсего повторяла мои неудачные шуточки. Просто мне не нравилось, когда кто-то неуважительно отзывался об Иоланде.

Странно, но я будто бы к ней привязался. Иоланда была со мной любезна и гостеприимна, но между нами не вспыхнуло желание, чего нет, того нет, и не канифольте мне мозги. Да что там, мисс Иоланда была лет на тридцать меня старше и на добрых восемьдесят фунтов тяжелее. Она подверглась всем ныне известным пластическим операциям, и от этого ее лицо оказалось почти парализованным. Квазимодо из собора Парижской Богоматери просто отдыхает.

К своему стыду, примерно это я и сказал Пен после первой встречи с Иоландой, попросту поднял ее на смех. Не знаю уж зачем. Наверное, как обычно, перестарался в попытке показаться самым хитрожопым, а потом раскаялся, потому что человек, которого я облил грязью, оказался не таким уж плохим. От размышлений меня оторвало мерное постукивание по микрофону.