Тяжело в учении, легко в бою (СИ)

А на следующую ночь начались тренировки, показавшие полную неготовность к боевым действиям. Полной ерундой оказалось предложение каких-то тыловых гениев инициировать подрывы ОДАБов эрэсами. Может быть, днем в идеальных условиях на однотипных машинах это и было возможно, то вот ночью, да еще и с У-2 выходить на штурмовку после вертолета. Слишком большой разброс был у эрэсов, слишком согласованно надо было заходить на цель. Не реально. Евдокия попыталась выпустить ракеты с малой высоты. Снизившись до 150 метров, дала залп и резко отвернула в сторону. Мощный толчок от взрыва едва не перевернул самолет, бросив его в землю. Только чудо и мастерство спасли ее от катастрофы. Попытались заменить эрэсы на ФАБ-50, получилось еще хуже, если бомбить с высоты более 500 метров, попадание в 30-метровое облако могло получиться только случайно, а спускаться ниже было просто опасно. Пришлось докладывать в Ставку о провале испытаний и выслушивать много интересного о себе и своих подчиненных. В конце концов, Сашка вспылил и ответил, что пусть промышленность научится делать нормальные боеприпасы, а не рассчитывает, что девчонки будут своими жизнями расплачиваться за их нежелание работать. И если вопрос стоит именно так, то он Стаин, готов сам лично спрыгнуть с эрэсам в руках на цель, но людей губить не даст. На том конце раздалось тяжелое дыхание Сталина и глухой голос с сильным акцентом:

— Я Вас услышал, товарищ лейтенант государственной безопасности, — и Верховный положил трубку. Присутствовавшая при разговоре бледная Бершанская испуганно смотрела на парня.

— Саша, зачем ты так?! Мы бы придумали что-нибудь еще!

— Некогда нам придумывать. Было бы время, и вопросов не было б.

— А как же ты?

— А что я? С корпуса снимут? Так оно мне и на дух не надо. Арестуют? Да и пусть! — парень храбрился. На самом деле ему было чертовски не по себе. Он уже жалел, что вспылил, но и просто так губить летчиц позволить не мог. — Расформируют корпус, вернут вас в армию, будете воевать, как готовились. Ничего, все хорошо будет, — сам себя утешал Сашка.

— А сейчас-то что делать будем?

— А сейчас думать будем. Нам надо обеспечить прорыв и огневую поддержку наступающей пехоты. И у нас для этого есть все необходимое. Просто голову приложить надо. Ну и слаживание никто не отменял, будем летать, учиться действовать совместно.

С того самого разговора со Сталиным прошло двое суток. Сашка перестал бояться ареста. Вернее сказать, просто свыкся со своим страхом. Ну, арестуют и арестуют. Изменить все равно ничего не получится. Но ареста не последовало. В один из дней к ним на аэродром приехал майор ВВС с предписанием подписанным Журавлевым, передать ОДАБы в бомбардировочный полк. Что Сашка с удовольствием и сделал. Изначально надо было их туда отдавать. Что командование так уперлось в его вертолеты? Стереотипы сыграли — новое вооружение, нужно использовать с новой техникой? Они с девочками оружие грозное, но ювелирное, высокоточное. Ночники тихо подкрались и тихо сделали немцам больно, например, уничтожили средства ПВО по наводке разведчиков с беспилотниками. А потом тройка штурмовых вертолетов устраивает супостатам ад. Так и решили действовать. Такую тактику и отрабатывали.

Только вот судя по всему напрасно. Про них, казалось, все забыли. Настроение у командного состава корпуса стремительно падало. Всем хотелось настоящего дела. Рядовой личный состав о переживаниях командования не знал, но что-то чувствовал. На аэродроме царило гнетущее напряжение. А подготовка к наступлению набирала обороты. 2-я ударная армия Рокоссовского скрытно перебрасывалась из тыла на рубежи атаки. Ночью было слышно, как к станции Войбокало один за другим идут эшелоны. А если учесть, что по этой же ветке шло снабжение Ленинграда, нагрузка на железную дорогу была колоссальная. Наконец Стаина вызвали в Волхов, в штаб армии. Рокоссовский был не многословен. На карте выделил участок фронта, в районе деревни Липка, где предстоит работать корпусу, познакомил с командиром 128-ой дивизии генерал-майором Никитиным[i] и можно сказать выгнал их решать свои тактические задачи самостоятельно.

Иван Федорович был не сильно доволен навязанным им юным лейтенантом госбезопасности, чего и не скрывал.

— И чем мне может помочь ваше ведомство? И как вы связаны с авиацией? — не скрывая раздражения, задал вопрос генерал-майор, когда они вышли от командарма. Пришлось рассказывать комдиву о корпусе, правда не особо вдаваясь в подробности. В конце концов Никитин скомандовал: — Едем ко мне, в штаб дивизии, там обо всем поговорим. Вы на машине?

— Да.

— Тогда давайте пристраивайтесь за мной. Так надежней будет. Случались, знаете ли, нападения финских лыжников на одиночные машины.