«Все обставлено надлежащим образом. Когда мы выезжаем, то берем с собою самое дорогое. Покидая Киев, нельзя оставлять там то, что является святынею, которой русский народ веками поклоняется. Не могу поверить, чтобы Государь Император высказался против вывоза мощей. Очевидно, вопрос не был доложен ему во всей полноте».
«Если мы бросим все чтимые мощи в Киеве, какое отрицательное впечатление это произведет на православный люд. Лучше поступиться чем-нибудь другим, но не святынею».
«Разве практически можно вывезти все мощи из пещер, где хранятся сотни останков».
«Все эти вопросы взвешены Св. Синодом, который признал предпочтительным вывезти мощи. Вопрос идет о наиболее чтимых, а не обо всех. Пещеры не будут тронуты. Вообще как принципиальная сторона, так и практическая всесторонне разработана».
«В таком случае не будем останавливаться на этом вопросе — пусть ведомство православного исповедания его разрешает по своему и берет на себя ответственность».
«Должен обратить внимание Совета Министров на грозное положение, создающееся благодаря перегруженности Александровской железной дороги военными грузами. Смоленская и прилегающие губернии из за отсутствия и невозможности подвоза остаются без продовольствия. Грозит голод. Между тем в эти местности продолжают стекаться войска и усиливают без того тяжелый кризис. Население стонет. У него отнимают последние запасы, расплачиваясь за них какими то бонами. Губернаторы ничего не могут поделать, так как их даже не считают нужным предупреждать о прибытии войсковых частей и военных баз. Сплошь и рядом бывают такие случаи, что в местечко с 3.000 жителей, например, сразу нагнетается 11.000 солдат. Что тут делать?»
«Принять решительные меры к разгрузке».
«Я не могу отдать никаких распоряжений. Министр Внутренних Дел там простой обыватель и наблюдатель нравов. А нравы действительно любопытные. Дорога забита, везде образуются пробки, невозможно пропустить санитарные поезда, а на главном пути одной из станции сутками стоит поезд одного из высших генералов, именуемого в отличие от других — p ы ж и м, который предается отдохновению в приятной его сердцу компании. Конечно, все это видят и знают. Возмущение и раздражение всеобщее. Вот тут и поддерживай общественное спокойствие».
«Лучше не останавливаться на безобразиях тыловой жизни. Можно с ума сойти от всего этого, особенно при сознании полного своего бессилия бороться. Какое ужасное впечатление на местах и какие последствия. Все знают, что этот генерал один из ближайших сотрудников Ставки. А кто сейчас распоряжается Ставкою, кто у нас Верховный Главнокомандующий! Страшно подумать, какие отсюда напрашиваются выводы и у страждущего обывателя, и у раненых воинов, и у всей фронтовой массы. Фатальное время».
«Его Величество сейчас занят вопросами тыла и личного состава. Он {131} знает все недостатки организации. С помощью Алексеева, который произвел на меня впечатление очень разумного человека, все понемногу устроится».
Управляющий Делами оглашает представленную начальником гражданской канцелярии начальника Штаба Верховного Главнокомандующего князем Оболенским справку о беженском движении.
«С прискорбием выслушал и содержания оной не одобрил».
«Эта справка совершенно неприлична по своей тенденциозности и свободному обращению с фактами. Если верить автору, то все благополучно, все заранее предусмотрено, что военные власти одна невинность, что движение стихийное, а не искусственно созданное и т. д. Лучше бы князь Оболенский не брался за такие вопросы, которые, очевидно, ему незнакомы».
«Совет Министров неоднократно указывал на грозные последствия системы опустошения оставляемых нашею армией местностей. Людей гонят ногайками, так что о стихийности говорить трудно».
«Янушкевич в беседе по поводу беженцев прямо сказал мне, что война идет огнем и мечом и что пусть страдают те, кто попадется на пути. Я понимаю, что фатальный для России Янушкевич мог так рассуждать, ибо таков ему дан от Господа Бога кругозор. Но Алексеев, судя по всему, человек другого склада, способный разбираться в явлениях с более широкой точки зрения. Как же он не примет мер, чтобы прекратить безобразие. Неужели же Оболенские и другие подобные сотрудники успели уже надеть на него темные очки».