Тяжелые дни

Психология отступления настолько глубоко проела весь организм Ставки, что вне пресловутого заманивания пространством не видят и не ищут никакого исхода, никакой борьбы. Растерянность на верхах перестала быть секретом для армии и еще больше деморализует войска. Характерный пример влияния этой психологии: Комендант Ковенской крепости генерал Григорьев, устра­шенный громом немецкой тяжелой артиллерии, столь поспешно оставил свой пост и столь далеко передвинулся под защиту пространства, что его уже несколько дней нигде не могут обнаружить; сейчас жандармы разыскивают его по тылам для доставления в полевой суд, образованный по специальному приказанию Великого Князя для суда над этим печальным героем. Вообще, господа, хотелось бы быть оптимистом, но впереди перспективы рисуются самые мрачные. Как ни ужасно то, что происходит на фронт, есть еще одно гораздо более страшное событие, которое угрожает России. Я сознательно {53} нарушу служебную тайну и данное мною слово до времени молчать. Я обязан предупредить правительство, что сегодня утром на докладе Его Величество объявил мне о принятом им решении устранить Великого Князя и лично вступить в верховное командование армией».

            Это сообщение Военного Министра вызвало в Совете сильнейшее волнение. Все заговорили сразу и поднялся такой перекрестный разговор, что невозможно было уловить отдельных выступлений. Видно было, до какой степени большинство потрясено услышанною новостью, которая явилась последним оглушительным ударом, среди переживаемых военных несчастий и внутренних осложнений.

А. А. Поливанов:

            «Зная подозрительность Государя и присущее ему упорство в принятых решениях личного характера, я попытался с величайшею осторожностью отго­варивать, умолять хотя бы об отсрочке приведения этого решения в исполнение. Я позволил себе подчеркнуть опасность вступления Главы государства в командование в момент деморализации и упадка духа армии, являющихся следствием постоянных неудач и длительного отступления. Я пояснил, что сейчас материальное снабжение находится в отчаянном состоянии и что проводимые меры к его пополнению скажутся только через некоторое время. Я не счел себя в праве умолчать о возможных последствиях во внутрен­ней жизни страны, если личное предводительствование Царя войсками не изме­нит в благоприятную сторону положения на фронте и не остановит продвижения неприятеля внутрь страны; при этом я доложил, что сейчас по состоянию наших сил нет надежды добиться хотя бы частных успехов, а тем более трудно надеяться на приостановку победного шествия немцев. Подумать жутко, какое впечатление произведет на страну, если Государю Императору пришлось бы от своего имени отдать приказ об эвакуации Петрограда или, не дай Бог, Москвы. Его Величество внимательно прослушал меня и ответил, что все это им взвешено, что он сознает тяжесть момента и что тем не менее решение его неизменно».

 Кн. Н. Б. Щербатов:

            «До меня за последнее время доходили слухи об интригах в Царском Селе против Великого Кня­зя и я подозревал, что это может кончиться вступлением Государя в вер­ховное главнокомандование. Но я никак не думал, что этот удар разразится именно теперь, в самый неблагоприятный момент для такого решения. В своих докладах я неоднократно обращал внимание Его Величества на рост революционных настроений и предъявлял полученные через военную цензуру  письма людей из различных классов общества, до самых близких к дворцовым сферам. В этих письмах ярко видно недовольство правительством, порядками, тыловою разрухою, военными неудачами и т. д., причем во многом винят самого Государя. При таких условиях принято Его Величеством непосредственного командования войсками произведет крайне тяжелое впечат­ление и может весьма усложнить внутреннее положение. К тому же Великий Князь Николай Николаевич, не смотря на все происходящее на фронте, не потерял своей популярности и как в армии, так и в широких кругах населения с его именем связаны надежды на будущее. Нет, все говорит за то, что осуществление решения Государя безусловно недопустимо и что надо всеми средствами ему противиться. Если Его Величество отправится на фронт, как можно будет обеспечить его охрану среди происходящего там столпотворения. Через гущу беженцев, по загроможденным дорогам царский автомобиль не будет в состоянии быстро двигаться. Как оберегать Государя от тысяч бродящих в придорожных лесах дезертиров, голодных, обозленных людей.

А Царская семья. Я не могу поручиться за безопасность Царского Села. Войск там почти нет, полиция недостаточна. Кучка предприимчивых злоумышленников может проникнуть и ослабленный отъездом личной охраны Государя гарнизон окажется в тяжелом положении. Возможность же подобных попыток далеко не исключена при современных подогретых настроениях и исканиях виновников переживаемых несчастий. Простите, я выражаюсь хаотично, {54} но от сообщенного Военным Министром известия легко потерять всякое равновесие».

И. Л. Горемыкин: