Тяжелые времена

Джибриль показался мне внушающим уважение и в высшей степени воспитанным человеком, особенно для представителя повстанцев, которых могут в любой момент уничтожить. При Каддафи, до того как присоединиться к повстанцам, он занимал пост главы Национального совета по экономическому развитию. Ему, казалось, было вполне понятно, какая предстоит огромная работа по восстановлению страны, разрушенной десятилетиями жестокости и бесхозяйственности. Он рассказал нам о том, что сотни тысяч гражданских лиц в Бенгази оказались в опасности после того, как вооруженные силы режима двинулись в сторону города, напоминая своими действиями о геноциде в Руанде и этнических чистках на Балканах. Он умолял организовать международное вмешательство.

Пока Джибриль говорил, я пыталась присмотреться к нему получше. Мы научились на горьком опыте в Ираке, да и в других местах, что одно дело — убрать диктатора и совсем другое — помочь компетентному и авторитетному правительству занять его место. И если бы Соединенные Штаты согласились вмешаться в развитие ситуации в Ливии, мы бы делали большую ставку на этого политолога и его коллег. За четыре десятилетия Каддафи систематически избавлялся от тех, кто мог представлять угрозу его правлению, и до основания уничтожил общественные институты и политическую культуру в Ливии. Поэтому нам вряд ли удастся найти там идеального Джорджа Вашингтона, ожидающего своего часа. Учитывая все обстоятельства, Джибриль и те, кого он представлял, вполне вероятно, являлись лучшими, на что мы могли рассчитывать.

В последующем я доложила Белому дому о том, что я услышала в Париже, и о своих успехах в переговорах с нашими международными партнерами. Наши союзники по НАТО были готовы принять участие и даже взять на себя руководство любой военной операцией в Ливии. Лига арабских государств также поддерживала этот сценарий, а некоторые ее участники даже выражали готовность активно участвовать в боевых действиях против своего арабского соседа (яркое свидетельство того, как далеко зашел Каддафи). Я полагала, что при голосовании по принятию жесткой резолюции в Совете Безопасности мы сможем добиться численного преимущества. Ранее нам удавалось договориться с русскими и китайцами по вопросу о принятии в 2009 и 2010 годах жестких санкций против Северной Кореи и Ирана, и я полагала, что и в этот раз мы можем добиться того же. По результатам своей встречи с Джибрилом я решила, что была немалая вероятность того, что повстанцы окажутся партнерами, заслуживающими доверия.

Мнения членов Совета национальной безопасности США относительно того, насколько разумно начинать военное вмешательство в Ливии, разделились. Некоторые, в том числе представитель США при ООН Сьюзен Райс и помощник в Совете национальной безопасности Саманта Пауэр[72], утверждали, что мы обязаны защищать гражданское население и предотвратить резню, если это в наших силах. Министр обороны Гейтс был категорически против военного вмешательства. Ветеран войн в Ираке и Афганистане и реалист в отношении того, что действительно находится в пределах возможности американских вооруженных силой, он полагал, что наши интересы в Ливии не оправдывают этих усилий. Мы все знали, что последствия вмешательства непредсказуемы. Однако войска Каддафи находились в тот момент в сотне миль от Бенгази и быстро приближались к этому городу. Мы понимали, что высока вероятность гуманитарной катастрофы, когда погибнут несметные тысячи людей. Если мы были намерены это предотвратить, необходимо было действовать немедленно.

Президент решил в качестве первого шага приступить к составлению оперативных планов и обеспечению принятия резолюции Совета Безопасности ООН по Ливии. Но было два сложных момента. Во-первых, Пентагон уже однозначно дал нам понять, что бесполетная зона сама по себе будет лишь символическим жестом, поэтому нам нужно было обеспечить поддержку со стороны ООН в случае необходимости более энергичных военных действий: права на применение «всех необходимых мер» для защиты мирных граждан. Во-вторых, президент хотел, чтобы участие США в военной операции было ограниченным, следовательно, нашим союзникам предстояло взять на себя больше нагрузки и даже обеспечивать осуществление большинства боевых вылетов. Для выполнения этих условий было необходимо приложить дополнительные дипломатические усилия, однако мы со Сьюзен были уверены, что это было возможно, и приступили к телефонным переговорам.

На следующий день на заседании Совета Безопасности в Нью-Йорке Россия настаивала на принятии слабой резолюции, призывавшей лишь к прекращению огня. Я считала, что была лишь отговорка, чтобы попытаться спутать нам карты и затормозить набиравший обороты процесс создания бесполетной зоны. Если бы нам не удалось убедить их не накладывать вето на нашу, более жесткую, резолюцию, она была бы обречена на провал. Помимо России, наше беспокойство вызывал также Китай, который имел право вето, а также некоторые непостоянные члены Совета Безопасности.