Однако внутри страны все внимание было посвящено тому, как именно различные программы Агентства национальной безопасности по сбору данных могли затрагивать интересы американских граждан. Особенный интерес вызывала программа массового сбора сведений о телефонных переговорах: она касалась не содержания разговоров или личности говоривших, а номеров телефонов, времени и продолжительности самих звонков, которые могли попасть под наблюдение, если были основания подозревать конкретного абонента в связях с терроризмом. С тех пор президент Обама призвал конгресс провести ряд реформ с тем, чтобы правительство более не собирало подобных сведений.
Президент продолжал отстаивать необходимость внешнего наблюдения и разведывательных операций, но в то же время поощрял общественную дискуссию о том, как добиться баланса безопасности, свободы и неприкосновенности частной жизни спустя 12 лет с момента трагедии 11 сентября 2001 года. Трудно представить, чтобы подобные обсуждения велись в России или Китае. По иронии судьбы, всего за несколько недель до того, как Сноуден раскрыл секретные сведения США, президент выступил с программной речью о политике национальной безопасности, в которой заявил: «За нашими плечами десятилетний опыт работы, и пришло время задаться сложными вопросами: какова природа современных угроз и как мы можем противостоять им? Наш выбор в отношении военных действий может, порой непреднамеренно, повлиять на открытость и свободу, от которых зависит наш жизненный уклад».
Моя жизнь столько лет была достоянием общественности, что я глубоко ценю личное пространство и необходимость защищать его. И хотя технологии, о которых идет речь, возникли лишь недавно, проблема баланса между свободой и безопасностью уходит корнями в глубокое прошлое. Еще в 1755 году Бенджамин Франклин писал: «Те, кто готов пожертвовать насущной свободой ради малой толики временной безопасности, не достойны ни свободы, ни безопасности». Говоря о свободе и безопасности, будет неверным считать, что рост одной сокращает другую. Я думаю, что они, напротив, поддерживают существование друг друга: в отсутствие безопасности свобода хрупка, но без свободы безопасность тягостна. Искусство в том, чтобы найти верную пропорцию: достаточно безопасности для охраны наших свобод, но не слишком много (или мало), чтобы поставить их под угрозу.
Как госсекретарь, я целенаправленно занималась защитой личных данных, безопасностью и свободой в виртуальном пространстве. В январе 2010 года корпорация «Гугл» объявила, что обнаружила попытки китайских властей взломать учетные записи ее почтового сервиса «gmail», принадлежавшие оппозиционерам. Компания заявила, что в ответ будет перенаправлять китайский поток данных на сервера в Гонконге, за пределами «Великого китайского файрвола». Пекин был в ярости. Неожиданно мы оказались в центре совершенно нового вида международного инцидента.
Я уже какое-то время работала над речью о готовности Америки защищать свободу в Интернете, и теперь было, как никогда, важно привлечь всеобщее внимание к проблеме репрессий в виртуальном пространстве. Тогда, 21 января 2010 года, я отправилась в Интерактивный музей журналистики и новостей в Вашингтоне (Newseum), посвященный истории и будущему журналистики, и высказалась в поддержку «свободы подключения». Я говорила, что те же права, которые мы отстаиваем в своих домах и общественных местах (право на свободу собраний, свободу слова, право на создание инноваций и защиту интересов), существуют и во Всемирной сети. Для американцев эта идея заложена в Первой поправке к конституции, слова которой высечены на мраморной плите весом 50 тонн, привезенной из Теннесси и установленной возле Интерактивного музея журналистики и новостей. Но свобода подключения к Сети была не только американской ценностью: во Всеобщей декларации прав человека говорится, что все люди в любой точке мира имеют право «искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ».