Тяжелый круг

Ну, пустился я в поиски, благо, терять мне было нечего. Колхозов в районе штук двадцать, не меньше. Однако повезло, во втором же хозяйстве мне говорят с гордостью: «Есть, есть у нас исключительная лошадь!» Приходим на конюшню — ба-а, старая знакомая, недавно уж при мне продали эту кобылу как неперспективную, отправили с ипподрома. Ну, а они-то со своей колокольни, со своим понятием… Конюх водит кобылу, а я тем временем листаю племенные свидетельства и одно заинтересовало меня: гнедой Балет, сын Луны и Бравурного. Мать бежала круг за две минуты и одиннадцать секунд, отец — за две и ноль шесть. Лошадка уже по происхождению будь здоров, даже если и не та, про которую Семен говорил.

Прошу показать, а председатель с кислым лицом отвечает: «Бросовая лошадь, мы ее даже в бригаде, а не здесь держим». Но все же уступил моему настоянию, поехали в бригаду.

Конюх дядя Гриша, цыганистый такой, с бородой — и не поймешь, сколько годов ему, долго продержал нас на улице, пока одевался, и это одно уж меня обнадежило. Оделся наконец, вышел из дома хмурый, а узнал, что я наездник, совсем насупился. Привел в конюшню, буркнул: «Вот, глядите». — «Дядь Гриш, — прошу я, — выведи посмотреть». — «А что, или так не видать?» — «Да темно-о-о…» — «Ну, ладно», — надел недоуздок, выводит.

Не знаю, какой была лошадь в заводской кондиции, а сейчас совсем ни в дугу. Так-то маленький, а тут еще и пузо развесил. Правда, замечаю я — голова и шея (порода ведь прежде всего в голове и шее) настоящего орловца: крупновата и горбоноса, но суха, а ганаши — два кулака влезут! Кстати, глаза разные — один нормальный, а второй сумасшедший, с большим белком. Сам по себе гнеденький, на лбу звездочка, переходящая в проточину, которая потом прерывается, а на ноздре маленькое еще пятнышко — как и Семен описывал! И ноги точь-в-точь: обе задние под треть плюсны белые и пятка на одной передней под венчик седенькая. Неужто тот!

Со стороны посмотрел, мать моя: маленький-то да, маленький, но длинный! Это ведь скакун хорош короткий, а у рысака корпус длинный ценится. С хвоста оглядываю, ай-яй-яй: зад круглый, напористый!

«Дядя Гриша, запряги», — прошу. «А чего запрягать, лошадь и лошадь». — «Да не жмись, — упрашиваю, — запряги, я ведь не для чего-нибудь, а на Дерби хочу». — «Ну ладно, показать покажу, а отдать все равно не отдам, хоть бы какое Дерби».

Запрягаем мы его в санки, в русские санки. Да, дело зимой было. Стоит преспокойно, никто его не держит. Как рабочая лошадь, голову пригнул, просовывает в хомут, прижав уши.

Заложили санки, выехали в поле. Руки у того конюха были замечательные: не наездник и не тренер, а ведь на тебе — не задрал, не затянул!

«Дай, — прошу, — дядя Гриша, вожжи подержать». Неохотно, но передал мне управление. Лошадь в вожжах мягкая, отдатливая, идет в снегу некованая, а споткнется, зашлепотит, так сама на себя разозлится, будто провинилась — ведь не то чтобы заскакала, просто поскользнулась не по своей вине, а-а?

«Дядя Гриша, — говорю, — что хочешь проси, но дай лошадь. Хочешь, сам летом приезжай и иди на Дерби, я подготовлю, только отдай».

«Не обучен я ипподромным штучкам, — говорит, — вали уж сам, но если испортишь, гляди!»

Стал Балет моим, привели его в мою конюшню. Начал я с ним работать. Работаю и глазам не верю: чудо — не лошадь! Маленький, но обычно при маленьком росте и ход мелкий, а этот вытянется весь, распластается — ну что тебе толстовский Холстомер! А то, что без тренинга почти год был — и не беда, даже хорошо: орловцы часто рассыпаются, лошадка сыроватенькая, а он нажил брок, простоял без работы, отдохнул. Кстати, брок такой незначительный, еле пальцем прощупывался.

Первый раз поехал я на нем да и накрыл всех на четверть, на четыреста метров стало быть! Потом еще три раза ездил и ребят своих предупреждал: «Не рвите лошадей, как хочу объеду я вас все равно». Они знали это, даже и не пытались бороться со мной. Ведь что удивительно — необычайно хорошо сбалансирован был: наездники иных лошадей по нескольку лет тренируют, чтобы сбалансировать их, а у этого от природы такой талант был, никогда не скакал. Чуть-чуть ему чек подтянешь, он головку на чек положит и идет, как часы, а если собьется чуток, то тут же перехватит, ногу сменит и опять идет.