Тяжелый понедельник

— Еще немного, и мы изъяли бы из этого человека сердце, почки, печень и роговицу левого глаза — а ведь он на самом деле еще жив, — сказала Мишель и, помолчав, добавила: — Кто сказал, что у него произошла смерть мозга?

— Ну, сюда его прислал Кот, — ответила сестра Хэмптон. — Какой невролог его смотрел, я не знаю.

Глава 21

Тина Риджуэй стояла в вестибюле больницы, объясняя младшему резиденту преимущества и недостатки хирургического лечения болезни Паркинсона, когда в здание своей походкой победителя вошел заведующий кардиохирургическим отделением Бак Тирни едва ли не в обнимку с генеральным директором больницы Морганом Смитом. Тирни обычно не шел, а выступал — расправив плечи, выпятив грудь и вскинув подбородок, как уличный забияка, но сегодня он широко улыбался, похлопывая Смита по спине, как будто они были не в больнице, а шли поиграть в гольф в престижном мичиганском клубе.

Тина лихорадочно огляделась, ища объяснения такому неприкрытому энтузиазму. Она не доверяла искренности Тирни и терпеть не могла его чрезмерно раздутое «я». Если он так открыто демонстрирует свою близость к генеральному директору, значит, что-то готовится. Краем глаза Тина заметила доктора Николаса Бренковского, заведующего терапевтическим отделением, который направлялся к лифту.

— Простите, — рассеянно извинилась она перед резидентом и почти бегом бросилась наперерез Бренковскому. Тина хорошо знала Бренковского и его жену. Их дома на южном берегу Мартас-Винъярд в Эдгартауне стояли рядом, и они частенько захаживали друг к другу выпить коктейль, поесть вареных лобстеров и поболтать. Тина перехватила его в дверях лифта:

— Ник, можно тебя на два слова?

Они выбрались из людского потока и отошли в сторонку.

— Как дела, Тина? — спросил Николас. Он прожил в Штатах больше двадцати лет, но до сих пор говорил с легким русским акцентом.

— Ник, я только что видела, как в больницу вошли Бак Тирни и Морган Смит, обнявшись, как влюбленные голубки. Ты всегда в курсе событий. Скажи мне, что происходит?

— Тина, ты что, в самом деле ничего не слышала? Наш друг Бак уговорил Моргана построить за сорок миллионов новое крыло под кардиохирургическое отделение. Этот вопрос будет обсуждаться на совете директоров, но, похоже, он уже решен. Мы станем кардиохирургической больницей штата, а может быть, и всего Среднего Запада.

— Но как он смог это протолкнуть?

По всем меркам жизнь Уитфилда Брэдфорда Тирни III удалась. Шеф кардиохирургии в Челси, крепкий мужчина с квадратными плечами и квадратной челюстью, был в молодости футбольной звездой по прозвищу Бак. Прозвище это он получил еще в детстве, когда, незадолго до своего шестого дня рождения, подстрелил самца пятнистого оленя. В 1970 году Бака Тирни провозгласили самым лучшим спортсменом среди школьников Мичигана. Потом он стал помощником тренера футбольной команды Мичиганского университета. Выиграв матч «Розовой чаши» и окончив медицинский факультет университета в Уэйне, Бак Тирни женился на бывшей мисс Энн-Арбор, стал отцом троих образцовых детей и заслужил репутацию хирурга высочайшего класса. Бак сохранил прекрасную форму и, хотя говорил всем, что это не имеет никакого значения, каждый день тренировался в переоборудованном под спортивный зал подвале своего дома.

Баку было уже за пятьдесят, но, глядя на него, можно было легко себе представить, как он наденет шлем и выйдет на футбольное поле. Если Бак не оперировал, то играл в гольф, в котором тоже достиг немалых успехов. В конце концов он стал если не ведущим игроком в гольф, то по крайней мере был к этому весьма близок.

Свое спортивное мастерство Бак Тирни оттачивал в старом «Озерном клубе» — не столь известном, как клуб «Августа», но таком же престижном и закрытом. Ходила даже такая шутка — в «Озерный клуб» нельзя попасть, если не знаешь названия озера, на берегу которого он играет. А озер в том крае было великое множество. Тирни был одним из 150 членов этого клуба. В списке была вся старая финансовая элита Мичигана. В клубе состояли высшие руководители «Форда» и «Дженерал моторс», это прибавляло престижа и отразилось на качестве площадки для гольфа на живописном берегу озера Кавано. Тот факт, что Тирни, выходец из старого семейства Челси, получил приглашение в клуб, будучи всего лишь начинающим хирургом, был лишним свидетельством его принадлежности к сливкам высшего общества. Первые пять лет клубные взносы за Тирни платил его опекун и благодетель, большой любитель футбола и богатый человек, ибо взносы были не маленькими. Все зависело от того, какие именно суммы шли на содержание клуба. Годовой взнос был нефиксированным — он мог равняться восьми тысячам долларов, а мог — восьмидесяти. Взнос исчисляли просто — делили расходы поровну на 150 человек. Как говорится в старой пословице: если хорошо попросить…