Хутен не жалел сил, проработав в больнице Челси тридцать с лишним лет. Став главным хирургом, он работал по тринадцать – четырнадцать часов в сутки. Он делал все, что было в его силах, чтобы оснастить больницу новейшей медицинской техникой, чтобы заставить хирургов вникать в мельчайшие детали и чтобы резиденты получили самую лучшую подготовку. Самое главное, он сумел организовать утренние разборы по понедельникам так, чтобы сделать всех хирургов на сто процентов надежными, чтобы они смогли извлечь из этих разборов максимальную пользу, учась на своих и чужих ошибках. Хутен сделал хирургию прозрачной, чего мало кому в мире удалось добиться. Но глаза его были печальны. Случай с этой девочкой показал, что, несмотря на все усилия, на все попытки улучшить работу, медицина все чаще оказывается в руках людей, склонных спихнуть ответственность на других врачей или на следующую смену – будь то от лени, усталости, неуверенности в своих силах или мечты о предстоящем ужине. По наблюдениям Хутена больные иногда не получали адекватной помощи. Врачи, сестры, лаборанты, фармацевты, психологи, социальные работники, санитары, чья согласованная работа превращала больницу из нагромождения корпусов в живой организм, все чаще подпадали под действие второго начала термодинамики – энтропии, возрастания неупорядоченности системы. «Между побуждением и делом черная ложится тень». Обязанность Хутена – бороться с тенью, с естественным стремлением к беспорядку, пассивности, неряшливости мышления, путям наименьшего сопротивления и небрежным и поверхностным умозаключениям. Хутен не хотел, чтобы с его уходом больница пришла в плачевное состояние. Как сделать, чтобы установленная им планка держалась бы и после него?
В тусклом свете начавшегося дня он задумчиво посмотрел на самку кардинала. Ее оперение начинало принимать зеленовато-коричневатый оттенок. Если считать, что больница Челси – это совокупность работающих в ней индивидуальностей, то единственный способ сохранить прежние стандарты – это утвердить на его место человека, для которого самое важное – сохранение прежних высоких стандартов работы и оказания помощи. Человека, который сменит его на посту главного хирурга, не должна волновать дешевая популярность, он должен быть глух и к лести, и к запугиванию.
В последние годы Хутен считал, что самая подходящая кандидатура – Бак Тирни. У Тирни обширные связи, а это может помочь больнице стать крупным лечебным центром, так как Тирни способен изыскать источники щедрого финансирования. Кроме того, самооценка Тирни настолько высока, что его не будет волновать, что думают о нем другие. Но недавно Хутен изменил свое мнение. В Сидни Саксене он разглядел упорство и твердое следование стандарту, а это делало ее самой подходящей кандидатурой. Она молода, ей еще нет сорока. Сам Хутен стал главным хирургом, сменив легендарного Джулиана Хофа, когда ему было около пятидесяти. Но Саксена отличается верным образом мыслей. Она сама стремится к совершенству и того же требует от окружающих. Она не поведется на приманку фальшивой медицины. Поставить ее сейчас на место главного хирурга – это значит на годы вперед сохранить верное направление в работе хирургической службы больницы. Теперь надо подумать о том, как преодолеть сопротивление таких людей, как генеральный директор Морган Смит, который будет изо всех сил проталкивать Тирни. Да и другие члены совета могут заупрямиться. Хутен не был наивным человеком и понимал, что против Саксены может выступить и «старая гвардия» больницы: для них она слишком молода, да и вообще она женщина. И все-таки Хутен понимал, что это самая подходящая кандидатура, что Сидни больше, чем кто-либо, годится для такой работы.
Глава 37
Тай шел по коридорам больницы, чувствуя себя как с тяжкого похмелья. Он не пил, но нейроны мозга отказывались работать согласованным ансамблем. Он не мог сосредоточиться ни на чем больше чем на пару минут. Что с ним стало – с хирургом, привыкшим выполнять сложнейшие операции на мозге по восемь и более часов?
Ему не давали жить муки совести: давила тяжесть смерти Квинна Макдэниела. Тай думал о мальчике все время, круглые сутки, если что-то не занимало его целиком. Он пытался избавиться от тяжести, внушая себе, что его преследует дух Квинна. Но и это не помогало. Он все время вспоминал, как Квинн смотрел на него в операционной, какое доверие было в глазах мальчика.
И еще мать Квинна. Был ужин с ней, который тоже не принес облегчения. Тай и сам не понимал, чего хотел от этой женщины, но испытывал страшное желание снова ее увидеть. Но прежде чем ступить на ту же дорожку, он хотел понять, что заставляет его снова идти по ней. Не будет ли его присутствие сыпать соль на раны матери?
И наконец, Тина. Она была другом, наперсницей. Ее поддержка позволяла ему держаться на плаву все предыдущие недели. Неизвестно, что бы с ним стало, если бы не она, если бы не свидания с ней. Эти встречи избавляли его от мыслей о Квинне хотя бы на те часы, что они были вместе.