Тяжёлая вода (СИ)

Им не повезло с тем, что наносить удар пришлось молодой негритянке, совсем еще девчонке. И хоть своими титьками она давала фору многим взрослым женщинам, по ее круглому детскому лицу было видно, что единственная кровь, что ей довелось видеть в жизни — это та, что идет у нее между ног каждый месяц. Смелости и ненависти ей было не занимать, но навыков боя не было никаких. Джаг легко обезоружил девку и захватил в плен.

Он все продумал заранее, взвесил все плюсы и минусы, поэтому понимал сложность своего положения. Он был один. И он не мог не спать неделями. Рано или поздно усталость все равно возьмет свое. Нигеры же имели подавляющее численное превосходство. Они могли организовать, и, скорее всего, уже организовали дежурство. Пока все спят, один или двое наблюдают за Джагом, выжидают, пока тот уснет. И когда это наконец случится, они нанесут удар. Время было на их стороне. Сутки, двое или трое? — сколько может человек вытерпеть без сна? Джаг не собирался выяснять. Ему нужны были гарантии.

За сутки в трюме глаза привыкли к темноте. Помещение оказалось не таким уж и глухим. Днем очень слабый свет все же проникал сюда через дыры в потолке, которые служили для подачи в помещение воздуха. И была еще одна дырка — в борту. Довольно большая, толщиной с палец. Моряки с судна не могли не знать о ней, но, почему-то решили оставить. Судоходности она не угрожала, зато через нее в душный, смердящий дерьмом и мочой трюм поступало хоть немного свежего воздуха. И еще, через нее можно было смотреть на море. Крупный бритый налысо, угольно черный негр, один из тех двух, с которым Джаг дрался в первый день, постоянно смотрел в дыру. Он сидел прямо под ней, вместе с парой везучих рабов, которые в любой момент могли вдохнуть через отверстие свежего воздуха.

Рассматривая свою тюрьму, Джаг вскоре заприметил клетку в дальнем конце помещения, родил свой незамысловатый, спорный со многих точек зрения план, и заранее лег поближе к ней.

Захватив в плен рабыню, Джаг закинул руки ей на шею, так, чтобы его связанные запястья были у нее перед лицом, и приказал поднять заточку.

— Режь веревку.

Нигеры наблюдали за ним в зловещей тишине. Заточка была тупая, как валенок, и еле резала. Несколько минут прошло, прежде чем разрезанные путы упали с рук Джага. Он схватил рабыню и потащил к двери клетки. Дверь оказалась не заперта. Войдя внутрь, Джаг оставил рабыню снаружи, удерживая ее сквозь прутья за волосы. Другой рукой он сорвал свисающие с потолка кандалы и защелкул один браслет на запястье негритянки, а второй на пруте решетки. Нужно было как-то закрыть дверь. Ключа от замка у Джага, конечно, не было. Тогда он вырвал из потолка еще один свисающий набор кандалов и скрепил браслетом прутья дверной решетки и косяка.

С тех пор жить стало немного легче. Засыпать и просыпаться было уже не так боязно, как раньше. С самого начала Джаг понял, что негры в трюме — сброд. Собранные с миру по нитке рабы, которые, тем не менее, долгое время пробыли вместе и организовались в некое подобие стаи. Порой между ними вспыхивали споры и перепалки, но они проходили на словах, без перехода к более весомым аргументам. Отчаяние перед лицом ужаса рабского существования не до конца сломило их волю, а может быть даже и заставило сплотиться. Этого не могло произойти без сильного лидера или лидеров. Выявить их не составляло труда. Те двое крупных черных, которые напали на Джага в первый день, были одними из заводил в этой толпе. Но самой главной у них была женщина. Небольшая негритянка, невысокая и худая. Мужчины были вспыльчивыми и с крутым нравом, они часто громко гундосили меж собой и с другими рабами на своем негритянском, должно быть о том, почему им приходится терпеть наглого белого. Она же, напротив, говорила всегда мало, мягко и спокойно, но в словах ее был вес, потому что слушали ее в тишине. Она могла перебить любого из мужчин, угомонить, заставить прекратить спор. Что-то умное было в ее лице.

И именно она разговаривала с Джагом, когда тот предъявлял свои условия.

Условия были простыми: не забывать о Джаге во время дележки еды, не пытаться наезжать и не докладывать о нем работорговцам.

— Отпусти ее, — сказала главная негритянка.

— По двум причинам я не могу этого сделать. Во первых, мне так спокойнее. Во вторых, я просто не могу. Оковы можно защелкнуть, но чтобы открыть, нужен ключ.

Негритянка некоторое время молчала. Потом коротко кивнула. Крупные негры, опешив от такого ее решения, принялись ее урезонивать. Но та парой фраз отшила обоих.

Черные соблюдали свою часть договора, а Джаг свою. Дни складывались в недели, и вскоре счет времени Джаг потерял.

Рабская кормежка была не то что скудной — ее едва хватало на один зуб. Воды тоже было мало. Моряки приносили каждый день по два ведра. На сотню душ выходило по глотку. Джаг, конечно, пил больше. Это выводило из себя тех двух здоровяков. Первый — Ваба, тот, что сидел у дырки в борту. Второй — Дужо. Он был с длинными волосами, заплетенными в дреды и вытянутой, как у камбалы, мордой. Джаг его так и прозвал — Камбала.