Тяжкие повреждения

Поначалу он не знал, как с ней разговаривать, что говорить, что она хочет услышать. Поэтому вместо него говорила она. Она рассказывала ему про свою жизнь. Рассказала про своего отца, это было хуже всего. Нет, ну хуже всего была, конечно, история про ее мать, но ему это рассказывать было не нужно. Еще она рассказала про своего брата, у которого одно время были проблемы с наркотиками.

— Он тоже сидел в тюрьме, — сказала она. — Но меня к нему не пускали. Я была еще слишком маленькая.

Странным и самым лучшим в этих рассказах было то, что она как-то не говорила, что она в связи со всем этим чувствовала, просто рассказывала, что произошло. Даже о прощении речь не шла. Еще и поэтому она сидела напротив него: потому что о прощении речь не шла.

У психолога и на групповых сеансах терапии все должны были распространяться о том, какие чувства у них вызывало то да се, и, когда доходило до этого, жалеют ли они о том, что сделали, ощущают ли вину и так далее. Некоторые такие истории выдавали! Про всякие вещи, с которыми он даже не сталкивался, типа, как их отцы лупили, не то, что его отец, тот просто тихо бродит по дому, и все; или матери их из квартиры выгоняли, пока занимались сексом с чужими мужиками, за деньги, не то что у него — просто бросилась посреди ночи с моста, и все.

Он на этих занятиях большей частью молчал, и не потому, что, как ему казалось, решил ничего про себя не рассказывать, чтобы никто не лез. Больше оттого, что стеснялся своей жалкой истории, стыдился глупых и мелких мотивов своего преступления.

Некоторые люди на самом деле страдают. И Аликс, вовлекшая его в свою жизнь и свою работу, не даст ему об этом забыть.

Навещая его, она говорила о Корпусе Умиротворения, о том, как однажды в городе встретила Мастера Эмброуза и его людей, всего в нескольких кварталах от своей нынешней квартиры, и о том, что она увидела в выражении их лиц, в том, как они двигались.

— Они были такими спокойными и уверенными. Как будто что-то знали. Или знали, как это знать. Все вместе они производили очень сильное впечатление. И он в центре. В нем чувствовалась мудрость, понимаешь? Не любовь, потому что она, в общем-то, не имеет отношения к умиротворению. Скорее то, что он понимает глубины успокоения. То, что он на своем месте. Это сложно объяснить.

Потом она ушла от них, от мужика, которого называет Мастер Эмброуз, вообще ушла.

— Чему-то учишься, — легко сказала она. — Потом я подумала, что мне нужно двигаться дальше. Не только из-за мамы, но еще и потому, что когда что-то так сильно меняется, все другое тоже меняется. Я подумала, что в Корпусе Умиротворения можно узнать, что такое привязанность и как от нее освободиться, но тут, возможно, получается замкнутый круг: я слишком привязалась ко всему этому, и, если я хочу достичь полного освобождения, нужно уходить, — в этом был смысл, хотя и очень туманный.

Во всем был смысл, когда она говорила, а Родди слушал и смотрел на нее так внимательно, что казалось, что он не дышит.

— Я думаю, Мастер Эмброуз понимает. Ведь он — учитель.

Родди, правда, потом все думал: поймет ли на самом деле этот ее Мастер Эмброуз?

— Тебе нравится, когда тебя зовут Сияние Звезд? — ему это было очень интересно. Ему нравилось, что она зовет его Род, но тут другое, это ведь все-таки его настоящее имя.

— Да, очень, я хочу это сохранить. Потому что звезды так далеко, и их так много, и в ясную ночь, когда смотришь на небо, чувствуешь себя таким маленьким, что кажется, что на самом деле очень немногое имеет значение — знаешь, как это бывает? Все, что происходит, такое маленькое, просто пылинка, меньше пылинки, во вселенной, и тебе становится или как-то не по себе, потому что ты явно ничего не значишь, или намного легче, потому что что-нибудь значит каждая пылинка, но ты — это еще не все, не центр мироздания? Ну, что-то в этом роде. Мне казалось, Сияние Звезд — это так прохладно и далеко, свет, но на расстоянии. Да, мне нравится быть Сиянием Звезд. Это заставляет задумываться. Многое осознавать.

Осознавать — это слово Аликс любит.

Может показаться, что, когда чувствуешь себя пылинкой в космосе, пусть даже и хорошей пылинкой, от всего начинаешь отстраняться и смотришь на все безучастно. Он выяснил, что это не так. Аликс относится к тому, что связано с ее пылинкой, очень серьезно. Если она чего хочет, вот как сегодня, непохоже, что она чему-то позволит встать у себя на пути.

Она сейчас тоже как раз одевается. Наденет длинное, легкое платье, в общем, не сильно отличающееся от платья Корпуса Умиротворения, в котором он ее первый раз увидел, давно, в тот невероятный день в суде, только оно бледно-голубое, и на нем такие белые цветочки, типа чаек, или кто они там, на его галстуке. У нее теперь есть джинсы и майки, обычная одежда, но, это уже навсегда, носит она по-прежнему в основном длинные летучие платья.