Тяжкие повреждения

Он бежал за чем-то или от чего-то, что его пугало? Во сне его ножки дергались под одеялом, как у спящего щенка, ручки молотили по подушке. Ему снились кошмары, он просыпался в слезах. Что так пугало во сне ребенка, который, она могла поклясться, ничего страшного наяву не видел? Айла ложилась рядом с ним и обнимала его, пока он не успокаивался и снова не засыпал. Иногда она засыпала сама, и утром Джеймс выходил из себя, говорил:

«Ты его испортишь. Вырастет слишком мягким».

Если бы.

«Он еще маленький. Он просто хочет, чтобы его приласкали. Разве можно испортить кого-то, просто приласкав?»

В борьбе между тем, чего хотел муж, и тем, что было нужно ребенку, несомненный перевес всегда был на одной стороне. Но она не сразу поняла, что идет борьба, что Джеймс видит в этом борьбу. Кто ожидал такого от взрослого мужчины? Не Айла.

Джейми все бежал и бежал, и рос скорее слишком жестким, чем слишком мягким. Его пухлые щечки срослись с костями, большие глаза с длинными ресницами стали еще больше, как у Аликс, лицо постепенно сужалось и становилось все менее и менее невинным. Теперь он сухой, жесткий и, вероятно, хорош собой, но матери об этом судить сложно. Ресницы у него все те же, женщинам они должны нравиться. Дети у нее, оба, невероятно красивые и привлекательные, если смотреть на них под этим углом, снизу и искоса, несмотря на то, что Аликс такая худая, а Джейми такой жесткий. Оба они не слишком похожи на отца, и на нее не слишком, и друг на друга тоже. Она рада, что у них нет явного сходства с Джеймсом, и ей неважно, что их с Джеймсом черты смешались и сложились по-новому, так, что сходство с ней тоже пропало.

Когда-то, очень недолго, они были зациклены на своем отце. Может быть, это и до сих пор так, но в семейных беседах о нем не упоминают, по крайней мере с тех пор, как появился Лайл. Интересно, разговаривают они с ним когда-нибудь? Наверняка нет. Хотя о нем, скорее всего, говорят. Едва ли это пятно можно полностью стереть из памяти. Никого стереть нельзя, и потом дети, как преданные собаки, всегда ждут любви.

— Да, не подумала я, — отвечает она Джейми, надеясь, что улыбается, что глаза у нее веселые и обнадеживающие. — Но все будет хорошо. Лайл наверняка сказал.

— Да. — Джейми кивает. — А этот урод, который это сделал, он где? Его взяли?

Это он о том пареньке. Джейми склоняется к ней с неловкой нежностью, стараясь, как ей кажется, не задеть аппаратуру, к которой она подключена. Но он хочет ее обнять; милый, смелый. Его руки обхватывают то, что должно быть ею, его щека прижимается к ее щеке. Ее сын, ее слабовольный, ненасытный Джейми, который, по крайней мере какое-то время, не знал, чего хочет, и выбрал не то.

Надо же, слеза! Катится у нее по щеке на подушку, она чувствует!

У Джейми, склонившегося так близко, немножко пахнет изо рта; не стерильно, и это, как ни странно, приятно.

— Если копы его не достали, я достану. Я этого козла в порошок сотру.

Вот это решимость.

Но это только решимость. Без страшных, лишающих разума наркотиков он никому не причинит вреда, ведь так? Он понес наказание и, более того, вылечился. Но кто он такой, чтобы называть другого малолетнего преступника уродом и козлом?

Но даже в худшие моменты у него не было оружия. Даже в худшие моменты он не был Родди.

Лайл делает шаг вперед и кладет руку на плечо Джейми.

— Нет, — говорит он спокойным тоном. — Полиция его или уже задержала, или скоро задержит. Все знают, кто он, все известно. Так что пусть им занимается полиция, а мы будем заботиться о твоей маме.

Это, конечно, правильно. Лайл понимает, как важно отвлечь человека, и знает, как это делается. И все же есть что-то в преданной и мстительной ярости Джейми что-то желанное и верное, чего так не хватает Лайлу.

— Нам всем нелегко, мы все расстроены, но думать нужно только о маме, о том, что может ей помочь, что сделает ее сильнее.

Он такой мудрый. Ей так повезло.

В чем-то, по крайней мере, повезло.

Неожиданности — это по части Аликс. Она вдруг откликается, как будто Лайл произнес нечто судьбоносное, озаряя Айлу непонятно просветленным взглядом.

— Да, — говорит она, — именно так.

Вид у нее — может ли это быть? — счастливый. Как будто Лайл напомнил ей о чем-то хорошем, что выскользнуло у нее из памяти.

У Аликс теперь очень многое выскальзывает из памяти. Джейми хотя бы излечился от своего пристрастия, от влечения, от явной потребности в наркотиках со страшными, леденящими кровь названиями. По крайней мере страх, наказание и любовь благополучно привели его к надежному, хотя и не такому яркому, менее шаткому, менее отчаянному восприятию мира. Но Аликс — Аликс попалась на крючок веры, и это пристрастие, возможно, еще труднее одолеть.

Вот как раз об этом Айла и думала: Иов, судьба, рок, случай.