Тяжкие повреждения

— И еще я люблю, когда мне удобно. Это означало, что придется переделывать всю проводку и трубы, но я не из тех, кто мирится с неудобствами и трудностями. У меня здесь офис, так что пришлось устанавливать связь с миром. Иначе не вышло бы.

Похоже было, что он любит дерево: например, в офисе у него были блестящие панели из дуба, — и не было ничего дешевого или дешево сделанного. И еще, проходя по дому, она не увидела нигде ничего мелкого и суетливого, никаких обоев в цветочек, ни особых пастельных тонов. Кухня и кухонные шкафчики были строгими и аскетичными, белого и черного цветов, контрастировавших с голым кленовым полом, гостиная была выкрашена в темно-бордовый цвет, ее высокий потолок — в цвет слоновой кости, там же стояли диван и кресла смелого желтого цвета, от которых просто разило удобством. Она могла понять, откуда у такого высокого, худого мужчины, на котором не много лишней плоти, тяга к избыточному комфорту, к мебели, в которую можно погрузиться, не ударяясь ни обо что костями.

Возможно, по той же причине ему могло понравиться ее собственное мягкое тело, чем-то похожее на его мебель, кто знает?

— Здесь все было порядком запущено, когда я купил дом, — сказал он. — Пожилая пара оставила его детям, а те не могли прийти к единому мнению относительно того, что с ним делать, поэтому он какое-то время пустовал. Собственность быстро дичает, выходит из-под контроля, внутри все начинает приходить в негодность. Мыши, белки — это принимаешь почти как должное. Бывает и другое, вот, я открыл дверь второй ванной, я тогда только еще думал о покупке, а там на стенах — огромные шапки грибов. Здоровые, розоватые штуки, даже на грибы-то непохоже. — Он покачал головой. — Я готов видеть красоту в самых неожиданных местах, но это был не тот случай. Меня чуть не вырвало. Быстренько закрыл дверь и попытался на время выкинуть это из головы. Самая противная была работа — ремонт в этой ванной. Правда, из-за нее удалось сбросить цену на пару тысяч.

— Сколько ты владеешь домом?

— Уже три года. Тогда как раз все закончилось. (То есть умерла его жена, Сандра.) Трудное было время, — сказал он. — Она почти все время была дома. Тяжело, конечно, но было что-то по-своему хорошее.

Или этому человеку не хватало слов, чтобы описать важные события своей жизни, или он верил, что Айла достаточно умна и тонка, чтобы заполнить пробелы самостоятельно. Она не могла с уверенностью сказать, в чем дело, но надеялась, что истинна вторая причина. Его опыт, конечно, отличался от того, что пережила она: она могла желать Джеймсу смерти, но это было просто со зла, и он, в конце концов, не умер. Она подумала, что Лайлом, наверное, можно восхищаться: человек прошел через такой ужас, столько выстрадал, так мужественно всему противостоял. Если окажется, что все именно так.

— Столовой я планировал заняться в последнюю очередь, и еще кое-что нужно сделать в спальнях и ванных. А потом, наверное, придется начинать по новой. Одно доделаешь, другое тут же разваливается.

В общем, да.

— Я думал раньше, что, если у меня получится все сделать как мне хочется, все так и останется, так все должно быть. И еще, что мне будет всегда хотеться примерно одного и того же. Ошибался в обоих случаях. Нельзя быть таким наивным, но все приходится познавать на собственном опыте, да?

Это точно. Она кивнула.

— Забавно, — начала она, поскольку в каком-то смысле это было продолжением разговора, — что горе всегда сильнее радости. Радость просто трусит рядом, а горе, оно всерьез меняет человеку жизнь.

Он немного подумал.

— Да, так это выглядит. Но я в этом не уверен. Может быть, то, что приходит с радостью, просто не бросается на тебя внезапно, это не похоже на ожог или ссадину. А в горе нет ничего, кроме боли. Поэтому его уроки заметнее, это точно, но мне не хочется думать, что они важнее тех, которые мы получаем, когда нам хорошо.

Если так на это посмотреть — да, она поняла, что может поменять отношение к некоторым вещам. Ей понравилось то, что он сказал, понравилась его точка зрения.

— Но, с другой стороны, я пришел в такую ярость, когда заболела Сэнди, я тебе даже рассказать не могу.

Нет, да и так ли Айла хотела слушать?

— Какое-то время помощи от меня было немного, она могла бы рассчитывать на что-то лучшее с моей-то стороны, но эта ярость, она меня захватила, я как будто ослеп. Просто ослеп, стал спотыкаться, ничего вокруг не видел. Я даже стену кулаком пробил. И мне это понравилось. Все, что я собирался сделать, все, на что рассчитывал, понимаешь: хорошая семья, удачная карьера, хорошая жизнь впереди, насколько можно загадывать вперед, а потом — конец всему.

Айла поняла, что кивает. Она и сама не сказала бы лучше.