— Как уничтожена? — донесся из дальнего угла хрипловатый голос, и Радэк не сразу его узнал. Может, он и не верил в призраков, но в темноте воображение начинает работать гораздо лучше, и рисовать на бархатном полотне вещи, которые могут и не иметь связи с реальностью. Этот странный, почти чуждый голос послужил для него тушью, и из тьмы сгустился образ женщины, лежащей на спине и закинувшего ноги куда-то на переборку. Ее потускневшие кудри извивались по палубе, складки делили мятую одежду на целое облако многоугольников, ногти выдавали под собой тонкие полоски грязи, а губы пересохли, избороздившись мелкими трещинами. Это была не та женщина, которая жила в его памяти. Та женщина была бесформенным пятном, на которую было не зазорно позволить себе возлагать надежды, а та, что пряталась в тени, обладала почти пугающей осязаемостью, о которую можно было сломать взгляд и ослепнуть.
— Просто хотел убедиться, что ты действительно здесь, — уклончиво протянул он и прилег на палубу в предвкушении очень длинного разговора. — Говорят, ты давно тут сидишь. Не холодно?
— У меня есть плед, — ответил все тот же изломанный, словно тростник, голос.
— А еще говорят, что ты в последние три дня ничего не ешь.
— У меня есть крекеры.
— Поговорить не хочешь?
— Нет.
— Помнишь, как однажды ты взяла с меня обещание, что мы с тобой будем «беспощадными» друзьями? — проигнорировал ее Радэк, и подложил руки под свой затылок. — Я долгое время не понимал, что это значит. А потом я немного подорвался по собственной глупости, и ты завалила меня вопросами о моем душевном самочувствии. Кажется, я после этого начал что-то понимать. Тебе хоть интересно, зачем я пришел?
— Нет.
— Я пришел сюда, как твой «беспощадный» друг, чтобы напомнить тебе, что у тебя нет такой роскоши, как отсиживаться в углу и хрустеть крекерами. Нам все еще нужен штурман.
— Я уже все сказала Ленару.
— Прости, кажется, я не совсем доходчиво объяснил. Нам нужен штурман, а не размазня, которая готова делать нам одолжения.
— Штурман будет ждать вас на Фриксусе.
— А помнишь, как однажды мы убили Андрея? — продемонстрировал Радэк чудеса бестактности. — Интересные времена были. Поначалу казалось, что мы как-то в этом виноваты, но потом пришла весточка из патологоанатомической лаборатории, и оказалось, что мы действительно виноваты, да еще как. Если честно, я не понимал, почему ты была так одержима желанием уйти из коммерческого флота. Лично я свято верил, что нас и так всех разгонят к чертям вне зависимости от того, чего мы там хотим или не хотим. А потом ты обратилась к психологу, и тебе вроде стало полегче. Скажи, он действительно был таким первоклассным специалистом, или тебе всего лишь нужно было кому-то выговориться?
— Он был ужасным специалистом, — равнодушно ответила Вильма.
— Знаешь, когда мы с Ирмой вернулись, на меня столько всего навалилось, что я с трудом поверил, что это все произошло лишь за неделю нашего отсутствия.
— А зачем вы вернулись? — наконец-то проснулись в ее голосе отзвуки интереса.
— Я забыл выключить утюг, — отшутился Радэк. — И оказалось, что его тут за меня кто-то выключил. То, что тут произошло, до сих пор с трудом укладывается у меня в голове. Может быть, ты мне расскажешь? Но только не так, как это сделал Эмиль, а вдумчиво, с самого начала и не упуская никаких деталей.
— Хочешь устроить мне допрос?
— Нет, я хочу, чтобы ты сделала вид, что мы с тобой действительно друзья, и выговорилась мне.
— Тогда и ты сделай вид, что ты мне друг, — она прервалась, и воздух ритмично затрещал от хруста. — Пообещай, что тот человек на Фриксусе, которого приписывают к Ноль-Девять, никогда не узнает ничего из того, о чем я тебе сейчас расскажу.
— Обещаю, — легкомысленно бросил Радэк в сторону, откуда только что раздавался хруст. — Но это не только от меня зависит.
— С остальных я уже взяла обещание. Только Ирма осталась. Если она вдруг упрется и решит всем об этом растрезвонить, пообещай ее как-то переубедить.
— И что я с ней сделаю? — возмутился он. — Рот ей заткну?
— Ладно, мне будет достаточно того, что ты сам будешь молчать.
И Радэк приготовился слушать. Он поелозил спиной по палубе, чтобы немного поторопить задержавшуюся кровь, и ощутил неожиданный комфорт. Он не знал, в чем причина этого комфорта — голос небезразличного ему человека или осознание того, что дверь на выходе из обсерватории способна открываться по его воле, но он обратился во слух, прикрыл глаза и окунулся в странный мир, напоминающий какой-то сон.
31. Ты хороший друг