Ленар протянул к Бьярне руку. Этот жест был ровным и плавным, но все равно умудрялся выдавать в себе напряжение, будто он сует руку в пасть к голодному аллигатору. Вильма догадывалась, что нащупает его рука, и Ленар сам догадывался не меньше. Его жест был неизбежной формальностью, которую было необходимо соблюсти прежде, чем кидаться в борьбу сразу на два фронта: с собственной паникой и тем, что Вильма до последнего момента всеми силами пыталась отрицать. Ей показалось, что тело перестало ее слушаться, и ее похолодевшая от сбежавшей крови рука своевольно протянулась в сторону и взяла полотенце, о которое только что вытиралась. Ленар бросил на нее взгляд, и ничего не сказал. Все прекрасно читалось в его вспыхнувших пожаром глазах. Вильма замешкалась лишь на долю секунды, которая растянулась для нее на несколько часов, проведенных в плену оцепенения, и ее тело сорвалось с места, словно тело бегуна с низкого старта. Она даже не успела понять, что за рефлексы в ней взорвались, но взрыв пришелся очень кстати.
— Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, — пыхтел Ленар себе под нос, вдавливая обеими руками грудную клетку в тело Бьярне.
Полотенце быстро смахнуло остатки геля с синюшных губ, и Вильма подарила им поцелуй, призванный оживлять мертвых. Этот поцелуй будет очень долго преследовать ее в кошмарах, как и встревоженный стук женских ножек, которые гнали Ирму в лазарет.
9. Как думаешь, мы все правильно сделали?
В тот день, когда у первых людей появилась воля, они перестали считаться обычными животными. Воля вообще очень парадоксальная штука. В современном понимании воля — это свобода, получаемая через способность держать самого себя в определенных рамках. Все животные являются рабами своих привычек, инстинктов и повадок, и лишь волевое существо способно взять свою природу под контроль, заправлять кровать каждое утро, идти на работу, ограничивать себя в еде, делать уборку, заниматься спортом, строить ракеты и запустить себя в глубокий космос на семьдесят лет. Переживая травмирующий опыт, воля человека надламывается, и плотину, которая до сих пор успешно сдерживала соблазнительные и опасные позывы, дает течь. Перед любым делом руки становятся более податливы гравитации, а вслед за ними и все остальное тело. Стоит дать слабину, и небольшая брешь в этой плотине способна довести до обжорства, алкоголизма, лени и других способов приблизить человеческое тело к жидкому агрегатному состоянию.
Когда воля подкошена, а тело после длительной рабочей смены требует отдыха, последнее, что хочет услышать уставший работяга, это «быстро разберите и соберите половину палубы, а уж потом отдыхайте». В качестве утешения им выдали две банки консервированных овощей и пять минут перерыва. Техники управились с овощами за три, потратили еще восемь на молчаливую фрустрацию и после того, как Ленар громко и не совсем вежливо напомнил им, что их пять минут закончились уже дважды, они самозабвенно взялись за работу. На складе их ожидало много дюралевых трубок и аргонодуговая сварка, а в машинном отделении две установки, разница температур между которыми находилась между двадцатью и несколькими миллионами кельвинов. Их интересовала первая установка, но поскольку вторая без первой работать не сможет, они просто выключили один из реакторов. Когда космический корабль находится в дрейфе, одного реактора ему хватит с головой. Эмиль завидовал космическому кораблю. Он и сам хотел бы ненадолго лечь в дрейф и почувствовать себя инертным куском массы, работающем на половине от номинальной мощности.
Он делал это так много раз в своей жизни, что порой ему казалась, что он может сделать это с завязанными глазами. Просто берешь кусок изогнутой проволоки, образуешь с ее помощью ровный зазор между торцами двух трубок, зажимаешь их в осевую струбцину, разогреваешь индуктором до четырехсот градусов, делаешь две прихватки, освобождаешь от струбцины, выковыриваешь проволоку и провариваешь так, чтобы ровные валики были с обеих сторон. Его руки уже давно впитали в себя все эти движения, совершая их с той же легкостью и естественностью, с которой дышат легкие и бьется сердце, но в этот раз все рушилось, валилось из руки и злило в той же степени, в которой мысли жужжали в голове, перекрикивая друг дружку. Эмиля постоянно швыряло во времени между недавними эпизодами, и он снова и снова видел один и тот же набор картинок, загораживающий насущные проблемы и не позволяя сосредоточиться на том, что происходит прямо перед его носом.