Тяжкий груз (СИ)

— Окстись, Эмиль, страх и так у всех нас в крови еще с академии! Если бы люди начали бояться космоса еще сильнее, думаешь, появилось бы следующее поколение дальнобойщиков, которые смогли бы помочь предыдущему поколению?

— Ты прав, и от этого мне становится еще более тошно. Все эти межзвездные путешествия превращаются в какой-то замкнутый круг, и мы становимся болезненно зависимы от них, словно калека от медсестры.

— Ты на калеку не похож. Знаешь, что это значит? — Радэк пристально посмотрел на него и блеснул дежурной злостью в своем взгляде.

— «Возвращайся к работе, лентяй»?

— Возвращайся к работе, лентяй, — подтвердил Радэк и вновь спрятался за щитком.

Защитные перчатки не были в обтяжку и свободно висели на руке, но натягивались они обратно примерно с той же неохотой, с какой Эмиль находился в сознании.

— Как думаешь, мы все правильно сделали?

— Конечно… — отстраненно донеслось от Радэка.

— Почему ты так в этом уверен?

— Потому что иной ответ меня не устраивает.

Помещение вновь озарилось двумя яркими искрами, соскочившими с электродов, и воздух приятно задрожал от шипения аргона.

Человека от животного отделила не столько способность думать, сколько способность систематизировать свои мысли. Мозг — один из главных врагов человека, работающего руками, поэтому все великие мыслители преимущественно ничерта не умели. Одна посторонняя мысль в ненужный момент, и рука совершает роковую ошибку, будь то прожженный металл, перерезанная скальпелем артерия или разбитый при стыковке корабль, поэтому вовремя опустошать свою голову — важный навык на любой ответственной работе. По тем дюралевым трубкам, которые должны были превратиться в пару прочных и герметичных контуров, так и сочился жидкий концентрат ответственности. На этих трубках должны были повиснуть человеческие жизни, и каждый неверный шов смело мог считаться за непредумышленное убийство. То, что они делали, было необычно даже по меркам тех параноиков, которые готовили космические корабли к любым возможным сценариям. Но такой сценарий никому не мог присниться даже в самом бредовом сне.

Техники были в том состоянии, что любая пролетевшая мимо муха могла своими мелкими крылышками сдуть с них остатки концентрации и полностью разрушить иллюзию рабочего настроения, но в этот раз это была не муха, а гораздо более крупное насекомое, чье пришествие сопровождалось торопливым стуком женских ножек, редко предвещающим что-то хорошее. Они отогнули свои щитки в сторону открывшейся двери, и лишний раз напомнили себе, что вопреки раздвижной конструкции эта дверь открывается внутрь, но никак не наружу. На ближайшие несколько часов вся кормовая секция третьей палубы будет их персональной тюрьмой, где они обречены на каторжный труд, которому в любой другой момент своей жизни они бы только порадовались.

— Как ваши дела? — поздоровалась Ирма и вошла в один из самых тяжелых дней в их карьере.

— Работаем, — уклончиво ответил Радэк.

— Разве такие вещи варятся не автоматами? — указала она на пучок перевязанных ремнем труб.

— Разумеется, автоматами. Буду признателен, если ты найдешь поблизости хоть один автомат.

— Автомат не найду, — развела она руки в стороны. — Но могу дать вам лишнюю пару рук.

— Неужели Ленар соизволил направить тебя нам на помощь? — кисло усмехнулся Эмиль, и с неожиданностью для себя осознал, что все еще способен чему-то радоваться.

— Да, именно Ленар меня к вам и послал, — кивнула она. — Только Ленару об этом не говорите.

Количество людей на Ноль-Девять резко увеличилось в полтора раза, но коридоры словно бы стали шире, воздух холоднее, а звуки реакторов исчезли в пасти незримого монстра, постепенно высасывающего жизнь из новоприбывшего буксира.

Несмотря на то, что у экипажа было самое подходящее настроение, чтобы раскиснуть и спустить все тормоза, первичная реакция порой бывает противоположной. Ленар сидел на иголках даже когда стоял, и готов был поклясться, что если положит себе в рот что-то калорийнее дистиллированной воды, оно тут же вылезет обратно. У него внутри скреблась куча просящихся наружу вопросов, но он устал достаточно сильно, чтобы стать глухим перед зудом, вызываемым нерешенными ребусами. Ему отчаянно хотелось что-то сказать, но в выборе слов он был столь же нерешителен, сколь и сапер, проснувшийся без снаряжения посреди минного поля. Он лишь сидел за столом, делал глубокий вздох, когда решался заговорить, и молча выдыхал, когда решительность лопалась подобно воздушному шарику.