Тяжкий груз (СИ)

Радэк согласился подежурить на связи вместо нее, и она с важным видом ушла наказывать самого взрослого ребенка на борту, прямо на ходу выдумывая, за что именно она собирается его наказывать. То, что совершил Петре, было очень близко к уголовному преступлению, но все же им не являлось. У него было разрешение входить на продуктовый склад, и трогать труп руками ему никто запретить не соизволил. Но если на борту есть человек, который любит трогать замороженные трупы, обычно это значит, что обстановка на корабле выходит из-под контроля.

Она нашла Петре в комнате отдыха за чтением своего НЭУЧа, и уже это вселило в нее немного оптимизма. Когда она прервала его и выплюнула обвинения ему в лицо, он отреагировал спокойнее, чем она ожидала, и совершенно ровным тоном и хорошо поставленной дикцией признался в содеянном. Вильме начало казаться, что Петре сам себе не до конца отдает отчет в своих действиях, и позволила себе на секундочку сорваться на крик. Он на секунду прикрыл глаза, будто мысленно борясь с мигренью. Так же молча поднявшись, он подошел к своему шкафчику и после небольшой возни выловил оттуда какой-то документ, упакованный в файл.

— Что это? — спросила она, не желая читать содержимое. — Если это не справка от психиатра, то мне это не интересно.

— Прочтите, — настойчиво сунулся документ ей в руки.

Она бегло пробежалась глазами по немногочисленным строчкам, самая первая и жирная из которых гласила «Заключение психологической экспертизы». Документ оканчивался подписью и печатью, а все, что располагалось между ними, гораздо больше говорило объемами, чем символами.

— Когда я спросила, в своему ли вы уме, я совсем не имела ввиду, что мне нужен точный ответ, — вернула она упакованный в файл лист бумаги законному владельцу.

— Я понимаю, что с вашей точки зрения я совершил то, что могло заставить вас усомниться в моем рассудке, и решил сразу завершить эту часть разговора, — невозмутимо ответил он, возвращая документ в свой шкафчик.

— Петре, так нельзя вести себя в гостях, тем более за спинами хозяев.

— Я понимаю, это было очень безнравственно, — кивнул он и жестом предложил Вильме присесть рядом с ним на скамью. Вильма приняла приглашение. — Я бы спросил у вас разрешения, но мне показалось, что такое разрешение вы мне не дадите.

Всего минуту назад у Вильмы было идеальное настроение для истерики и идеальный человек, на которого можно было безнаказанно выплеснуть эмоции, но ровный и спокойный тон Петре в равной степени раздражал и высасывал всяческие силы на повышение голоса. Что-то в нем было, что располагало к нему людей, и желание кричать на него стремительно испарялось. Возможно, как раз этому корреспондентов и учат. Напряжение в ее теле постепенно начало спадать, и его заменила легкая боль в шее. Она устало покрутила головой.

— Вы правы, это безнравственно, — промолвила она, описывая круги взглядом. — И вы правы, никто бы вам этого не разрешил. Понимаете, тут проблема далеко не только в нравственности. По закону межзвездного права мы обязаны как можно лучше сохранить тело, и если вы хоть ногтем его оцарапали, вам может грозить уголовная ответственность, вы это понимаете?

— Нет… — наконец-то сорвался его ровный тон, и лицо, судя по оттенку, немного освободилось от крови. — Этого я не знал. Спасибо, что предупредили.

— Вы с ним что-то делали?

— Нет, — испуганно закачал он головой. — Даже если бы я хотел его «ногтем оцарапать», это было бы затруднительно. Тело превратилось в кусок льда.

— А что же вы с ним тогда делали?

— Осматривал… И поверьте, мне это не доставило никакого удовольствия. Честно говоря, повторять это я не хочу и не собираюсь.

Этот ответ немного успокоил Вильму.

— Зачем вы его осматривали?

— Из чистого любопытства.

Этот ответ немного встревожил Вильму.

— Кажется, кто-то врет, — вынесла она обвинительный приговор. — Либо вы, либо психолог, который составлял ваше заключение.

— Вильма, вы ведь были на Пять-Восемь, правда? — уперся в нее пытливый взгляд.

— Не меняйте тему, Петре.

— Для меня это важно. Видите ли, у человека на лице около шестидесяти мышц, и не все из них мы умеем расслаблять. По этой причине после смерти человеческое лицо приобретает такое выражение, которое не способно принять при жизни, из-за этого при опознании тела у родственников погибших иногда возникают…

— Петре… — прервала она его, положив руку ему на плечо, — …не продолжайте. Чем больше вы говорите, тем сильнее вы меня тревожите.

— Так вы были на Пять-Восемь?

— Была.

— Вы видели личные дела экипажа своими глазами?

— Именно я их и нашла.

— Значит, вы видели фотографию Бьярне?

— Так, Петре, вы несете какой-то бред, — вскочила она со скамьи и почувствовала новый прилив сил для небольшого скандала. — Если вы хотите сказать, что просто хотели сравнить лицо жильца с лицом покойника, то вы либо дурак, либо меня держите за дуру, и исключительно из чувства уважения к вам я склоняюсь к последнему.