Тяжкое бремя абсорбции

Следующую неделю Ян провел на скамейке в сквере Юрия Долгорукого перед красно-белым фасадом министерства абсорбции. С ним вместе коротали короткие летние ночи пять новых репатриантов из стран Балтии: двое мужчин, две женщины и ребенок, неизвестно кому из них принадлежавший.

- Нужно кому-нибудь из нас пойти на самосожжение, - говорила одна из женщин, откликавшаяся на имя Нина. - Только тогда наш голос будет услышан.

Предложение было дельным, но никто не желал сжигаться сам, предлагая для этой акции кого угодно, и чаще всего взгляды обращались на Яна. Испугавшись, что однажды, когда он будет спать, репатрианты вздумают привести угрозу в исполнение, не спросив его согласия, Ян тихо покинул сквер перед министерством, и следующую неделю провел в ночлежке, которая носила гордое название "Центр реабилитации новых репатриантов".

Попасть сюда Яну помог случай - удрав от скверных соседей (точнее от соседей по скверу), Ян зашел в министерство, отстоял очередь к социальному работнику, и здесь ему впервые повезло - оказалось свободное место в "Центре", куда направляли новых репатриантов с безнадежными, в общем, сдвигами в сознании. Например, тех, кто воображал, что Москва центр галактической цивилизации, и именно в Москве располагается галактическое иммиграционное агентство, расселяющее всех желающих по планетам желтых солнц спектрального класса G5.

В "Центре реабилитации" Яну было хорошо - он впервые после приезда на историческую родину получил возможность полежать и попытаться прочитать газеты, издаваемые на "облегченном русском" для новых репатриантов, не знающих язык.

Во-первых, Ян с удовольствием узнал, что страна семимильными шагами идет к рынку. Он просчитал в уме, что за тридцать лет постперестройки страна предков прошла к рынку уже двести десять миль и, значит, осталось идти еще долго, ибо до Австрии или Германии, ближайших европейских стран с налаженными рыночными отношениями, Россию, насколько помнил Ян из школьного курса географии, отделяли миль восемьсот с гаком.

Во-вторых, Ян узнал, что интифада народов Кавказа и Средней Азии набирает силу, и непонятливые горцы с прочими казахами требуют не только автономии, но и независимости. "ЦАХАЛа на них нет", - с неожиданной ностальгической тоской подумал Ян, но во-время вспомнил, что любимый им ЦАХАЛ, службе в котором он отдал три лучших года жизни, так и не сумел предотвратить создание независимого государства Палестина.

В-третьих, Ян с горечью узнал, что все репатрианты - наркоманы и проститутки, что они никогда не видели приличного стереовизора японской фирмы Sony, что они любят заниматься инцестом и моются один раз в году, а именно 31 декабря, когда совершают набеги на русские бани. О себе ничего подобного Ян, конечно, сказать не мог, но он ведь и не проводил статистических исследований, а эти прибалты, которые чуть ли не сожгли его у памятника основателю Москвы - они, пожалуй, действительно видели баню лишь в мечтах, а что до инцеста, так ведь они, кажется, так и не разобрались, чьим сыном являлся пресловутый мальчик, которого одна пара называла Вася, а другая - Коля.

В-четвертых, Ян с восторгом узнал, что Президент России господин Марусеев уважает все религии и государства, и не далее, как на прошедшем заседании Думы высказался в том духе, что неплохо бы по-братски обнять народ Израиля и поделить Иерусалим не на две части, как сейчас, а на три, отдав большую треть русской православной церкви. Ян даже помечтал стать проповедником и поехать в Израиль в составе христианской миссии, и пройти по улице Яффо в Иерусалиме в облачении священника, и...

На этом грезы нового репатрианта были прерваны, поскольку всех обитателей "Центра реабилитации" направили на уборку московских улиц. Это дельное предложение было выдвинуто министром труда Светланой Мирной, надо полагать, исключительно в гуманных целях - не дать репатриантам изнывать от безделья.

- Но послушайте, - сказал Ян, когда ему дали в руки метлу с часовым механизмом, - я ведь не дворник, а программист, и для России могу принести пользу на...

- Для России, - внушительно сказал чиновник и включил таймер на ручке метлы, - ты принесешь пользу, если не будешь рыпаться. Программист, видишь ли. Своих программистов девать некуда.

Ян вынужден был прекратить разговор, поскольку часовой механизм привел в действие моторчик, и метла в его руках задергалась как лисица в капкане.

- В час дня механизм отключится на полчаса, - сказал прораб, - и ты сможешь пообедать. У вас там в Израиле, наверно, и нет настоящего борща, а?

В Израиле, может, и не было настоящего борща, в кошерности которого Ян тихо сомневался, но зато в Израиле был такой вкусный фалафель... И Яном овладела ностальгия, болезнь эмигрантов, а не репатриантов.

- Поезжай в гости, - сказал знакомый репатриант, сбежавший в Москву из Киргизии. - Верное лекарство от ностальгии. Я месяц назад съездил, так теперь даже на карту Средней Азии смотреть не могу - мутит.