Тиберий. Преемник Августа

Восстание на Рейне стало эпизодом куда более серьезным, чем мятеж на Дунае. Весь ход событий вел к тому, чтобы паннонийский мятеж поднял на восстание армии, стоявшие на Рейне, что было стратегической целью. Если вся интрига заключалась в том, чтобы начать новую гражданскую войну и организовать поход на Рим, то понятно, что рейнские армии могли стать в этом действенным инструментом.

Германик находился в Галлии. Армия, стоявшая на нижнем Рейне под командованием Авла Цецины Севера, была сосредоточена вокруг старого Оппидум-Убиорума – позже колония Агриппина, а еще позже – Кельн. Армия, стоявшая на верхнем Рейне под командованием Гая Силия, находилась в Майнце. Восстала армия Цецины. Мятежники выдвинули требования, удивительно схожие с требованиями своих паннонийских коллег. В этом случае организацию мятежа проводили не отдельные агитаторы, как Вибулен и Перценний, а сами мятежники не были неуверенными смутьянами, как паннонийцы, которые более полагались на другие армии, чем на свою собственную. Восстание в армии Цецины стало истинной душой всего мятежа.

Восставшие действовали целенаправленно, были организованны и дисциплинированны. На офицеров напали и «вывели из строя». Один был убит прямо на глазах у Цецины, и тот ничего не смог сделать, чтобы его спасти. Германик поспешил в лагерь.

Разговор Германика с мятежниками был очень примечательным и ничего общего не имел с поведением Юния Блеза с паннонийскими легионерами. Германика встретили очень тепло. Поначалу восставшие отказались построиться в боевом порядке[32], но после того, как он их урезонил, он сумел добиться желаемого результата. Затем он обратился к ним с отеческим упреком за их поведение. Тотчас же возник ропот. Некоторые побуждали его идти на Рим.

Последовала мелодраматическая показательная сцена. Разумеется, Германик, по всей видимости, был шокирован предложением и понимал, что разумно было бы не отказываться от предложения столь очевидно, насколько позволяли обстоятельства[33]. Во всяком случае, он соскочил с трибуны, обнажил меч и, высоко подняв его над головой, прокричал, что предпочтет смерть измене. Его друзья, стоявшие поблизости, поспешили остановить его, прежде чем он вонзит меч себе в грудь, и нам, естественно, не сообщают, что сделать это им не представило особого труда. Сам Тацит признает, что некоторые непорядочные люди трактовали этот эпизод скептически, что вызывает у историка удивление и боль. Раздались голоса, которые советовали Германику не останавливаться и идти до конца, а некий солдат, мы даже можем назвать его имя – Калусидий – предложил ему свой меч, с издевательским замечанием, что он более острый. Войско, утверждает Тацит, восприняло это замечание как жестокое и бесчеловечное. Это, конечно, пролило холодный душ на чувства собравшихся. В возникшей паузе друзья быстро увели Германика в его палатку. Однако было очевидно, что он не собирается идти походом на Рим.

Как уверяет нас панегирист Германика, ситуация была очень сложной. Любое решение было равно рискованным. Мятеж на Рейне оказался для легионеров делом столь же сложным, как и для их собратьев в Паннонии. После обсуждения было решено отправить письмо на имя Тиберия, чтобы тот гарантировал им выход в отставку после двадцати лет службы и частичные льготы для ветеранов со стажем более шестнадцати лет службы, их жалованье должно быть удвоено и выплачено.

Мятежники, разумеется, этого не ожидали. Они полагали, что следует предпринять поход на Рим, и требовали, чтобы уступки были осуществлены немедленно. Трибуны отдали необходимые распоряжения. Мятежникам было обещано, что выплаты будут произведены, когда армия встанет на зимние квартиры. 5-й и 21-й легионы не соглашались принять эти уверения, отказались двигаться с места, пока им не заплатят. Ситуация была постыдной. Германик со своими людьми наконец скинулись и заплатили из собственных средств – это, видимо, очень порадовало Тиберия, когда он об этом услышал! Вряд ли они когда-либо вернули свои деньги назад.

Теперь Германик отправился навестить армию на верхнем Рейне. 2, 16 и 13-й легионы тотчас принесли клятву верности новому императору. 15-й легион колебался, поэтому ему сразу обещали выплаты без всякой просьбы с их стороны. Пораженный такой нежданной удачей, он, однако, не встал на сторону мятежников. Вероятно, это было бы слишком.

На самом деле в армии Гая Силия не было мятежников, и это обстоятельство окончательно убедило всех в том, что мятеж на Рейне закончился неудачей.

Однако Тиберия осуждали за то, что он лично не прибыл на место событий. Его собственные объяснения, что, по его мнению, он больше пользы принесет, оставаясь на месте в Риме и контролируя всю ситуацию, не были приняты в расчет. Этому не верили и тогда, и впоследствии; возможно, по причине очевидного здравого смысла. Он послал Друза в Паннонию. На Рейн он направил делегацию во главе с Мунацием Планком. Прибытие посланников в Колон стало сигналом для нового возмущения.