Армия нижнего Рейна, кажется, не совсем верила в искренность Германика и его коллег, у нее не было сомнений в том, что посланники от императора принесли неблагоприятные вести. Легионеры преследовали Мунация Планка, который вынужден был искать убежища в палатке со штандартами, где на его защиту встал знаменосец Кальпурний. На рассвете он был освобожден Германиком, давшим посланникам в сопровождение отряд всадников.
Прибытие комиссии тем не менее ускорило дело. Для Германика стало очевидным, что армия верхнего Рейна лояльна и с ее помощью можно подавить мятеж войска Цецины. Некоторое время он колебался. Если бы в его интересах было раздуть дело или если бы он имел от этого какую-либо выгоду, он, видимо, также страдал бы от неспокойной совести, прежде чем использовать силу для подавления простаков, которые были обмануты и загнаны в угол. Агриппина, всегда бывшая женщиной сильной, не хотела его оставлять. Ничего не могло случиться, пока она была с ним рядом. Наконец Германик вынужден был принять решение. Женщин и детей отослали из лагеря.
Историки, по одним им ведомым причинам, любили описывать трогательную картину горести и стыда, которые воспламенили чувства войск, когда они увидели процессию, покидавшую лагерь. Агриппина несла на руках маленького Гая (в войске его ласково называли «сапожок» – Калигула), который большую часть своей жизни провел вместе с ними в лагере, как они встали на колени перед Германиком и просили прощения. Очевидно, что Германик отослал из лагеря женщин и детей с некоторой подчеркнутой нарочитостью. Однако чувства войска были весьма далеки от тех, на которые он рассчитывал. Они понимали, что процессия, возглавленная Агриппиной, была преддверием наступления легионов Гая Силия, идущего на выручку Германику. Они бросились ей в ноги и остановили ее. Германик был рад избежать выпавшего ему испытания. Он держал перед ними речь, он горячо обвинял людей, которые уже и так осознали, что поступили неверно. Они каялись. Они упали на колени. Легионы Силия не были введены в лагерь. Мятеж был окончен.
Если мы нуждаемся в дополнительном подтверждении, что Германик знал о мятеже гораздо более того, что лежало на поверхности, это вытекает из его дальнейших действий, которые ясно указывают на истинных зачинщиков мятежа. Расследование в установлении замешанных в деле партий быстро обернулось развлекательным фарсом, хотя и с тяжкими последствиями для жертв. Предполагаемые зачинщики прошли суд целой армии и были либо объявлены виновными, либо оправданы нестройными выкриками. Маловероятно, что столь демократичный суд обвинил истинных участников мятежа, скорее множество непопулярных в армии личностей получили то, чего они в действительности не заслуживали.
Расследование также коснулось и центурионов. Как бы то ни было, не приходится сомневаться, что во многих случаях центурионы были людьми, которых ненавидели. Прежде чем армия вернулась к своим обычным обязанностям, она получила возможность обвинить любого центуриона, чье обращение с воинами считали слишком суровым. Эта возможность была встречена с энтузиазмом, и эти два суда над солдатами и офицерами, которые проводила вся армия, несколько смягчили напряженность, вызванную мятежом. Во всяком случае, никто не мог назвать эти суды тираническими. Их основная вина состояла в слишком пристрастной и безответственной демократии.
Таковы были внешние события военных восстаний на границах Рейна и Дуная. Были, разумеется, события не столь очевидные, о которых тем не менее можно судить по их результатам.
Мы не знаем подробностей инструкций, данных делегации, направленной на Рейн, мы также не знаем об обмене информацией между Тиберием и Германиком. Известно лишь, что Германик получил полномочия для завоевания Германии вразрез с политикой, изложенной в политическом завещании Августа. Военачальники, поскольку их политика была одобрена Римом, вероятно, нашли возможным восстановить армейскую дисциплину.
Очень важно отметить ввиду последующих отношений между Тиберием и Германиком, что эти события явно намекают на то, что Тиберий уступил под угрозой силы. У Тиберия были все основания для глубокого скептицизма в отношении удачливой судьбы Германика. Последний был, в конце концов, более чем просто частное лицо. Он возглавлял партию – партию Юлии, поскольку был женат на ее дочери. Сенатская партия ему симпатизировала, и они знали, что делали.