Тиберий. Преемник Августа

И все же не полностью. Хотя политические браки, устраиваемые Августом, обернулись полным крахом, этот опыт его ничему не научил. Его подталкивали к еще одной попытке обойти судьбу в надежде на то, что когда-нибудь его потомки займут его место. Когда Тиберий был занят в германских походах, Август организовал свадьбу Агриппины, дочери Юлии и Агриппы, с Германиком: этим он создал один из самых ядовитых зубов дракона, семя, впоследствии давшее ужасный урожай.

Этот брак, казалось, должен стать удачным. Агриппина была одной из лучших и способных дочерей Юлии, не замешанная ни в одном из ее скандалов. Ей было около девятнадцати лет, и ни одно из похождений Юлии не очернило ее имя. Поскольку всезнание несвойственно человеческому роду, Тиберий не стал возражать.

Именно после усыновления Августом у Тиберия состоялась его вторая и успешная военная карьера. Он снова принял командование войсками на Рейне, и после долгих лет мирной жизни рейнская армия радостно приветствовала командира, которому доверяла и который должен был наследовать Августу.

Тиберий приступил к своим обязанностям на Рейне в особенно благоприятный момент. События последующих лет показали, что среди воинственных вождей вызревали серьезные и широкие замыслы. Его желание уехать с Родоса скорее объяснялось тем, что такие планы уже активно обсуждались, чем личным страхом мести со стороны друзей Юлии. Два пустых года, прошедшие со времени его возвращения, были не слишком долгим периодом для необходимых обсуждения и подготовки. Столь мощная военная машина, как римская армия во времена Августа, не могла быть задействована без тщательной подготовки и без серьезной причины. Теперь обсуждался не вопрос о простой карательной экспедиции, но о том, чтобы закончить начатую Друзом задачу неимоверной важности — очищение северной границы.

Тиберий не участвовал в принятии решений, осуществить которые был призван. Политические причины такой военной активности диктовались людьми, непосредственно участвующими в делах на севере, по этой причине возник и сам вопрос: где должна проходить граница — по Рейну или по Эльбе? В этом споре верх взяла точка зрения Августа и Тиберия. Оба были против авантюрных действий за Рейном, оба сомневались в возможности завоевания всей Германии. Прежде рейнская армия и Друз доказывали обратное, теперь Август столкнулся с результатом политики, которую тогда сумел отстоять Друз. Он вынужден был принять неизбежное и действовать в соответствии с необходимостью, которой в других обстоятельствах он постарался бы избежать.

Однако отсутствовал командующий, обладавший необходимым влиянием и опытом. Для Августа было вдвойне удобно — он гордился своей экономной политикой и должен был изыскать средства для ведения войны, — что в этот момент он может положиться на Тиберия. У Тиберия были не только положение и умение, требуемые для ведения такой войны, но он еще и разделял точку зрения Августа, вряд ли изменив ее с тех пор.

Суть дела заключалась в том, что германцы, однажды осознав свою собственную ситуацию, воспринимали у римлян идеи и методы с такой тщательностью и стремительностью, какую выказали японцы девятнадцать столетий спустя. Опасность политики на Эльбе состояла в том, что предусматривалась встряска самих германцев от привычного спокойного, сонного состояния их древних племенных институтов, предусматривался их выход из состояния местной обособленности и появление более обширных общих планов. На практике эта опасность реализовалась в устрашающей степени.

Она возникла тогда, когда дети, впервые увидевшие армии Тиберия и Друза, подросли и стали взрослыми. Среди молодых заложников, посланных в Рим после завоевания Реции, Винделикии и Норика, был юноша по имени Маробод из царского дома племени свевов. Его личность и сообразительность вызвали интерес Августа, и мальчик получил образование в Риме, соответствующее его положению. По возвращении домой он решил использовать на практике полученные им знания. А они заключались в теории и методах политической организации.

Мы настолько привычны к политическим концепциям общественных организаций, что нам трудно себе представить, что раньше люди воспринимали это такой же новостью, как и революционные идеи. Они стали столь же новы для германцев I века, как и концепции современного европейского общества для востока века девятнадцатого. С их помощью общество могло быть переустроено и изменено, и люди, что плелись позади прогресса, могли быть защищены от порабощения соперниками, на практике использовавшими полученные уроки. И они встречали ту же оппозицию от сторонников старых порядков, которую всегда порождают новые идеи, с такой же точно оценкой своих действий.