Тиберий. Преемник Августа

Пока Салона продолжала успешно сопротивляться Батону Далматику, Авл Цецина Север, легат Мёзии, удерживал Сирмий. В ожесточенном сражении под стенами города паннонийцы потерпели поражение, и город был спасен. Тиберий уже двигался маршем с севера, отправив вперед легата Иллирии Марка Валерия Мессалина, а сам с основными силами двигался следом.

Батон Далматик был истинной душой восстания. Раненый, он поспешил на север, навстречу Мессалину. При первом же столкновении последний потерпел поражение. У него был лишь один легион, Двадцатый, да и то лишь половина. Хотя он был отрезан и окружен врагами, он сумел завлечь их в засаду и вырваться из окружения впятеро превосходящих сил противника.

Теперь и Тиберий со своими легионами подоспел на сцену сражения, чтобы встать на пути врагов в Италию. Разумными и осторожными действиями он потеснил восставших. Они отступили на юго-восток вниз по долине Савы. Батон Далматик сумел воссоединиться с Батоном Брецианом, и соединенные армии заняли позицию на горе Альма близ Сирмия. Их сдерживали там отдельные кавалерийские отряды фракийского царя Рометалка, союзника Цецины, но сам Цецина ничего не мог с ними поделать. Тиберий из-за своего стремительного марша на юг оторвался от подкреплений, а даки и сарматы совершали набеги на Мёзию; кроме того, время года было неблагоприятным для военных действий, поэтому Цецина отступил к Мёзии, а Тиберий отошел к Сисции. Он поступил разумно — стояла очень суровая зима. В Сисции Тиберий оставался до весны, готовясь к кампании следующего года.

Весной посланный Августом Германик прибыл с италийскими новобранцами, чтобы сменить легионы в Сисции.[16] Ему было поручено возглавить экспедиционные силы, которые должны были войти в Далмацию. Тем временем мёзийская армия, укрепленная подразделениями из сирийских войск и сильной фракийской кавалерией, двинулась вверх по долине Дравы. Ее первое столкновение с войсками обоих Батонов было катастрофой. Они были захвачены врасплох, фракийская кавалерия, укрытая за валом, была обращена в бегство, а подкрепления были отрезаны от поля сражения. Дрогнули и легионеры. Однако дисциплина и выучка не подвели, и, несмотря на потерю многих командиров, они вернулись в лагерь и вырвали победу в обстоятельствах, грозивших обернуться полным поражением.

После объединения мёзийской армии с армией Тиберия он оказался во главе столь крупного римского войска, которое не набиралось со времен гражданских войн. Оно состояло приблизительно из ста пятидесяти тысяч воинов. Восставшие понимали, что не могут одержать победу в открытом бою с такими силами. Их политикой стало избегать прямых столкновений, а их мобильность позволила им свести паннонийскую часть войны к набегам и отдельным столкновениям. Римляне были вынуждены приспосабливаться к такой тактике и рассредоточить свое войско, чтобы контролировать многочисленные набеги неприятеля.

Компетентность Тиберия получила подтверждение в его способности командовать и управлять такой огромной армией в такой трудной и разбросанной расстоянием войне, ближайшей параллелью которой могла бы служить Бурская война 1899–1902 гг. Здесь не было возможности для ярких и красочных сражений. Это была война, требовавшая уверенных и профессиональных воинов, исполнявших тяжелую и скучную работу. Во время иллирийской кампании, ставшей высшим военным достижением Тиберия, мы можем взглянуть на Тиберия как на живого человека.

Г. Веллей Патеркул, солдат, позднее ставший историком, как и многие другие до и после него, служил в иллирийской и германской кампаниях под началом Тиберия, он оставил зарисовки характера и личности командира. Дифирамбы, которые Веллей поет Тиберию, ценны тем, что он сам был очевидцем событий, в отличие от Тацита и Светония, которые описывали Тиберия с чужих слов.

Мы еще раз видим, хотя и в очень трудных обстоятельствах, трезвого и прозаичного человека, который посещал больных на Родосе. Ни один раненый или больной, какого бы звания он ни был, говорит Веллей, не был обойден вниманием Тиберия, как будто у него не было других дел. Походный госпиталь принимал каждого, кто в этом нуждался. Под эту службу была отдана и личная повозка Тиберия. Веллей с гордостью рассказывает, как его самого поместили в эту повозку. Личный врач Тиберия, его повар, его принадлежности для купания — все было отдано больным. Тиберий, единственный из командиров, всегда скакал верхом, за столом он сидел, развлекая гостей, а не возлежал, как это было принято в то время. Веллей рисует его человеком благожелательным, опытным и отзывчивым командиром.

Тиберий не критиковал тех, кто имел другой взгляд на свои обязанности. В делах общей дисциплины он полагал, что высшая заслуга командира — не замечать некоторых вещей. Он часто давал совет, иногда поправлял, но никогда не наказывал. Такое описание в той или иной форме можно встретить во все времена в мировой истории — это портрет хорошего командира.