Тиберий: третий Цезарь, второй Август…

Не имея своего наследника мужского пола, Август, естественно, должен был уделить все внимание мужскому потомству своей сестры. Марцелл, сопровождавший вместе с Тиберием триумфальную колесницу победоносного Октавиана, был через несколько лет (в 25 г. до Р.Х.) усыновлен владыкой Рима. Тогда же Марк Клавдий Марцелл, сын Октавии и Гая Клавдия Марцелла, был объявлен официальным наследником Августа. Дабы укрепить родственные связи в семье, восемнадцатилетнему Марцеллу было велено жениться на четырнадцатилетней дочери Августа Юлии. Понятное дело, такой брак по воле отца-отчима не мог быть счастливым. Но Август, сам после непростых исканий обретший жену по любви, чувствами своих родных не интересовался, а исходил из политической целесообразности, как она ему виделась.

Два года спустя Марцелл внезапно умер, находясь на отдыхе в курортном месте Байях близ Неаполя. Тогда же по Риму немедленно поползли зловещие слухи, в коих поминалось имя Тиберия. Согласно им, Марка Клавдия Марцелла отравила Ливия, дабы открыть своему старшему сыну путь к высшей власти… Не зря ведь они рядом ехали на триумфальной колеснице. Значит, если не Марцелл, то Тиберий, больше некому.

Слухи эти остались бездоказательными и в те времена, потому бессмысленно разбирать их в наши дни. Август, однако, имел свои собственные мысли и планы о грядущем преемнике. В 21 г. до Р.Х. молодую вдову Юлию по его распоряжению взял в жены годившийся ей в отцы Марк Випсаний Агриппа. Августа не остановило то, что Агриппа уже был женат на его же племяннице Марцелле, дочери Октавии. Причем это был второй его брак. Решение Августа в восторг супругов не привело, и только вмешательство Октавии, уговорившую дочь поступиться семейным счастьем ради исполнения воли императора, заставило Марцеллу уступить Агриппу Юлии.

Брак юной Юлии и немолодого Агриппы оказался замечательно плодовитым. За девять лет супружества у них появилось пятеро детей: сыновья Гай, Луций и Агриппа, дочери Юлия и Агриппина. Последний сын уже родился после смерти отца и потому вошел в историю как Агриппа Постум.

Август был счастлив таким браком дочери. Первых сыновей Юлии и Агриппы Гая и Луция он немедленно уже в 17 г. до Р.Х. усыновил, после чего они стали официально именоваться Гай Цезарь и Луций Цезарь. Казалось, вопрос о том, кому суждено будет принять наследие Августа, решен.

Смерть Марка Випсания Агриппы внесла новую сумятицу в большую семью Августа. Двадцатисемилетняя Юлия, находившаяся после рождения пяти детей все еще в расцвете красоты и женской силы, преисполненная пылкими страстями, вовсе не собиралась долго оставаться вдовой. Более того, еще при жизни Агриппы она уже успела влюбиться… в Тиберия! Теперь же, будучи дважды вдовой, она желала вступить в третий брак и на сей раз уже исключительно по любви. Своей любви. Август желанию дочери охотно пошел навстречу. Более того, он здесь нашел поддержку со стороны матери предмета любви дочери, своей любимой жены Ливии. Желания и чувства самого Тиберия ни Юлию, ни Августа, ни Ливию не волновали.

Чем Тиберий, сам того не желая, мог прельстить Юлию? Едва ли дочь Августа, обладавшую весьма похотливой натурой, могли привлечь душевные и интеллектуальные качества сына Ливии. И уж тем более его воинские и государственные заслуги и таланты. Тиберий обладал незаурядной внешностью, ему еще не минуло тридцати лет — между ним и Юлией не было и трех полных лет разницы — вот, пожалуй, те качества, которые бросились в первую очередь в глаза Юлии. Происхождение и уже достигнутое положение его также соответствовали уровню потенциального супруга дочери императора.

Как же выглядел Тиберий в свои лучшие годы? Как сообщает нам Светоний, «телосложения он был дородного и крепкого, росту выше среднего, в плечах и груди широк, в остальном теле статен и строен от головы до пят. Левая рука была ловчее и сильнее правой, а суставы ее так крепки, что он пальцем протыкал свежее цельное яблоко, а щелчком мог поранить голову мальчика и даже юноши. Цвет кожи имел белый, волосы на затылке длинные, закрывающие даже шею, — по-видимому, семейная черта. Лицо красивое, хотя иногда на нем вдруг высыпали прыщи; глаза большие и с удивительной способностью видеть и ночью, и в потемках, но лишь ненадолго и тотчас после сна, а потом их зрение снова притуплялось. Ходил он, наклонив голову, твердо держал шею, с суровым лицом, обычно молча: даже с окружающими разговаривал лишь изредка, медленно, слегка поигрывая пальцами. Все эти неприятные и надменные черты замечал в нем еще Август и не раз пытался оправдать их перед сенатом и народом, уверяя, что в них повинна природа, а не нрав. Здоровьем он отличался превосходным…»^{61}

Кто знает, может, как раз эта внешняя надменность, замкнутость, очевидная загадочность натуры Тиберия и распалили воображение Юлии?