Тиберий: третий Цезарь, второй Август…

Отметим еще одну важнейшую деталь, дающую многое для понимания характера нашего героя. Тиберий никогда не стремился нравиться окружающим. Он не подстраивался под общий лад, не пытался специально располагать к себе какой-либо приветливостью. Очевидно, он просто был по натуре замкнутым, не склонным к излишней общительности человеком. Такое поведение говорит еще, что немаловажно, об отсутствии склонности к притворству, лицемерию. Тиберий и на войне, в первую очередь, и на гражданской службе показал себя человеком дела. У него не было ярких талантов, но был он, несомненно, человеком способным, толково схватывающим самое главное в том, чем приходилось заниматься. Цену себе он не мог не знать, и потому еще поиск дешевой и ненужной, с его точки зрения, популярности претил ему, что, безусловно, достоинство, а не недостаток. Здесь надо помнить, что для римлян подчеркивание своих заслуг, поиск популярности у окружающих вовсе не выглядели чем-то малодостойным. Такое поведение как раз было нормой. А человек, столь знатного происхождения и высокого положения, как Тиберий, с немалыми заслугами, несмотря на молодые годы, должен был и вести себя соответствующим образом. В итоге скрытность, замкнутость Тиберия, нежелание искать популярности были восприняты как надменность. Черта, что и говорить, для окружающих всегда неприятная. Как тут не вспомнить лермонтовского Печорина: «Все читали на моем лице признаки дурных свойств, которых не было; но их предполагали — и они родились».^{62}

А пока Тиберий был совершенно подавлен обрушившейся на него новостью. Конечно, брак с Юлией приближал его к Августу.^{63}Но вся беда была в том, что он был совершенно счастлив в своем браке с Випсанией Агриппиной. Супруги жили в полном согласии, у них уже был сын, получивший ставшее уже в этой семье традиционное прозвание Друз, Випсания была беременна… И в такое время жесткое повеление, не подчиниться которому Тиберий не мог. Оспорить волю владыки Рима невозможно, и тут еще и супруга его, мать Тиберия заодно с отчимом. Свидетельствует Светоний: «…ему было больно дать ей (Випсании Агриппине. — И. К.) развод и немедленно вступить в брак с Юлией, дочерью Августа. Для него было безмерной душевной мукой: к Агриппине он питал глубокую сердечную привязанность, Юлия же своим нравом была ему противна — он помнил, что еще при первом муже она искала близости с ним, и об этом даже говорили повсюду. Об Агриппине он тосковал и после развода; и когда один только раз случилось ему ее встретить, он проводил ее таким взглядом, долгим и полным слез, что были приняты меры, чтобы она больше никогда не попадалась ему на глаза».^{64}

Самым верным средством заставить забыть Тиберия о своей семейной драме была война. Он должен был заменить Марка Випсанию Агриппу во главе легионов, воевавших в Подунавье. Как мы знаем, заменил достойно. Война принесла римлянам новые естественные рубежи — граница по Дунаю от истоков до устья, новые владения, новых многочисленных поданных, что, впрочем, в достаточно скором будущем обернется немалой бедой для империи…

Паннонская победа не принесла Тиберию высшей воинской славы. Триумфа он не удостоился. Август счел достойным вознаграждением победоносному пасынку всего лишь овацию. Полководец, заслуживший овацию, вступил в Рим во главе своих войск не на триумфальной колеснице, но пешком. Используя знаменитый термин М. А. Булгакова, овацию можно назвать «триумфом второй свежести».

Формальным поводом для не присуждения покорителю Паннонии триумфа было то обстоятельство, что войну эту в качестве главнокомандующего римскими легионами в Среднем Подунавье начинал другой полководец, Агриппа. Но ведь было совершенно очевидно: Агриппа только начал войну, все успехи и конечная победа — заслуга исключительно Тиберия. Но уж так захотел Август.

Хотя, конечно, решение об овации принимал сенат римского народа… Patres conscripti — отцы, внесенные в списки, так официально именовались сенаторы — чутко реагировали на каждое пожелание своего принцепса. Возможно, Август как раз и вспомнил о внутреннем непокорстве Тиберия и таким своеобразным решением поставил пасынка на место. Подобные воспитательные меры принимались к Тиберию и в дальнейшем. Потому-то и сокрушался беззаветно преданный Тиберию Веллей Патеркул, что «бесспорно заслужив семь триумфов, он довольствовался только тремя»,^{65} правда, приписав это исключительной умеренности самого Тиберия. Качество такое было Тиберию присуще, но, думается, скорее здесь Август не давал пасынку чрезмерно утвердиться в своем воинском величии.

Понятно дело, Тиберий, став зятем Августа, занял в Риме еще более высокое положение, нежели только пасынок. И здесь Август показал ему, что не должно переоценивать свой новый статус.