Тиберий: третий Цезарь, второй Август…

Так мог рассуждать римский наместник, но в итоге «Вар пал по воле судьбы и сломленный силой Арминия».^{164}

В Тевтобургском лесу «армия, отличающаяся своей доблестью, первая из армий по дисциплине и опытности в военном деле, попала в окружение из-за вялости своего полководца, вероломства врага и несправедливости судьбы. Воины не имели даже возможности сражаться и беспрепятственно производить вылазки, как они этого хотели. Некоторые из них даже жестоко поплатились за то, что вели себя, как подобает римлянам по духу и оружию: запертые лесами и болотами, попавшие в западню, они были полностью перебиты теми недругами, которых прежде убивали как скот, так что их жизнь и смерть зависели от их гнева или от сострадания. У военачальника хватило духа более для того, чтобы умереть, чем для того, чтобы сражаться: ведь он пронзил себя по примеру отца и деда».^{165}

Последовать примеру доблестных предков и умереть как должно истинному римлянину — вот и все, на что хватило Вара. Некогда отец его, Квинтилий Вар, твердый республиканец, покончил с собой подобно деду Тиберия Ливию Друзу после разгрома армий Кассия и Брута при Филиппах. Тогда Вар при всех знаках отличия принял смерть от руки своего вольноотступника, которого принудил сделать это.

Август был потрясен сообщением о гибели легионов Вара. По сведениям Светония, «при вести об этом Август приказал расставить по городу караулы во избежание волнений; наместникам провинций он продлил власть, чтобы союзников держали в подчинении люди опытные и привычные. Юпитеру Благому и Величайшему он дал обет устроить великолепные игры, если положение государства улучшится, как делалось когда-то во время войн с кимврами и марсами. И говорят, он до того был сокрушен, что несколько месяцев подряд не стриг волос и бороды и не раз бился головой о косяк, восклицая: «Квинтилий Вар, верни легионы!», а день поражения каждый год отмечал трауром и скорбью».^{166}

Пока обросший бородой Август бился головой о косяк, бессмысленно взывая к покойному Вару, никак не могущему откликнуться на его истерический призыв, к чести римского оружия, положение в Германии удалось в некоторой мере поправить. Для начала легат Луций Нонний Аспренат, даровитый племянник бездарного дяди (дядей ему приходился злосчастный Вар), энергично и смело действуя вверенными его командованию двумя легионами, сумел своевременно закрепиться в зимних лагерях на Нижнем Рейне и удержать в повиновении Риму прирейнские племена. Ведь поражение Вара не могло не всколыхнуть мятежных настроений в соседних с Германией областях. Злые языки, правда, уверяли, что доблестный Луций ухитрился нажиться, присвоив себе имущество погибших в Тевтобургском лесу. Но едва ли стоит строго судить его. Ведь главное — он спас живых, выведя свои легионы к Рейну.

Доблестно проявил себя также префект Луций Цецидий, окруженный с частью войск в укрепленном лагере Ализона. Эта крепость была построена еще покойным Друзом во время его похода за Рейн у слияния рек Ализон и Липпе.^{167} Войско Цецидия, преодолевая неимоверные трудности, сумело пробиться к своим.

Тем временем в дело вступил наш герой. Едва получив известие о гибели легионов Вара, Тиберий устремился в Рим к Августу. Собственно, возвращался он как победитель грандиозного паннонского мятежа. Римляне не могли это не оценить. Не зря в эти дни многие говорили, что победоносный Арминий мог бы соединиться с мятежными паннонцами, если бы весь Иллирик не был своевременно усмирен Тиберием. Поэтому Тиберию был назначен триумф, давно им заслуженный, и «многие другие почести. Некоторые даже предлагали, чтобы он принял прозвище «Паннонский», другие — «Непобедимый», третьи — «Благопочтенный». Но на прозвище наложил запрет Август, еще раз обещав, что Тиберий будет доволен тем, которое унаследует после смерти отца».^{168}

Этими словами Август для всех обозначил Тиберия как своего преемника. Не зря поэтому в сенате Тиберий занял место на возвышении между обоими консулами и рядом с принцепсом. Понимая сложившуюся ситуацию — весь Рим оплакивал гибель легионов Вара, — Тиберий отложил триумф. 11 января 10 г. он участвовал в освящении римского храма Конкордии (Согласия).^{169} После недолгого пребывания в столице его путь уже в третий раз лежал в Германию. Исправить положение на рейнских рубежах после Тевтобургской катастрофы мог только лучший полководец Римской империи. Таковым вне всяких сомнений давно уже был Тиберий.