С опалой и ссылкой Юлии Младшей совпала ссылка в далекие Томы на берега Черного моря в провинцию Нижняя Мезия (совр. Констанца в румынской Добрудже) знаменитого поэта Овидия. В чем причина этой расправы с высокоталантливым поэтом, бывшим одним из ярчайших явлений «золотого века» римской литературы? Никаких официальных обвинений Овидию предъявлено не было, и потому по сей день это событие окутано тайной. Историки уже более двух тысяч лет могут только гадать о причинах случившегося. Часто делался вывод о связи ссылки Овидия с его творчеством. Якобы Август в шуточно-эротических элегиях Овидия «О косметических средствах для женского лица», «Искусство любви», «Лекарство от любви» увидел насмешку над собственной семьей, где дочь и внучка его погрязли в разврате. Но ведь Август никогда не пытался помешать распространению сочинений Овидия.{180} Да и нелепо подозревать Овидия в попытке обесславить семью Августа подобным образом. Дочь и внучка его сами это сделали, и эротические безадресные стихи Овидия здесь совершенно не причем. Август не мог этого не понимать. Могли ли быть у ссылки Овидия политические причины? Тоже непонятно. Пятидесятилетний Овидий к этому времени оставил свою карьеру в сенате и никакой политической деятельностью не занимался. Есть, правда, версия, что, не занимаясь политикой явно, Овидий имел причастность к тайным политическим делам. Якобы он входил в число круга лиц, склонявших Августа к примирению с Агриппой Постумом и его возвращению в Рим в качестве полноправного наследника. Люди эти совершенно не жаловали Тиберия, бывшего для многих человеком непонятным и преисполненным скрытых порочных наклонностей. Сильные качества Тиберия — военные таланты, твердость, решительность — могли обещать будущему правлению только большую жесткость, далеко не всем желанную. С этой точки зрения не шибко умный Агриппа Постум мог представляться более удачным выбором, поскольку его недоброжелатели Тиберия надеялись подчинить своему влиянию.{181}
Здесь могла быть и попытка пресечь чрезмерное влияние на Августа матери Тиберия Ливии. Ведь в самой ссылке Агриппы Постума Тацит прямо обвинял супругу императора.{182}
Что это был за заговор, да и был ли он на самом деле, имел ли к нему отношение Овидий — все это нам неизвестно, ибо римские историки никаких сведений до нас не донесли. Потому у историков времен новейших остается широчайший простор для разного рода предположений и утверждений, единых в одном: ни на какие реально известные факты они не опираются.
Для нас же семейная трагедия Августа важна, прежде всего, своим главным последствием: единственным человеком, могущим сменить престарелого Августа во главе Римской империи, был Тиберий Клавдий Нерон, после официального усыновления носивший имя Тиберия Юлия Цезаря. Другого легитимного преемника у Августа ныне быть не могло.
Тиберий тем временем наконец-то отпраздновал свой давным-давно заслуженный триумф. Он был достоин славных воинских деяний великого полководца. Веллей Патеркул, сам со своим братом в триумфе Тиберия участвовавший, писал об этом знаменательном событии: «По возвращении в Рим он отпраздновал над паннонцами и далматами триумф, уже давно назначенный, но отложенный по причине непрекращающихся войн. Кто бы удивился великолепию триумфа, если это касается Цезаря? Кто бы, право, не восхитился расположением фортуны? Ведь были только слухи, что все самые известные вражеские вожди не убиты, а во время триумфа мы увидели их в цепях! К этому были причастны я и мой брат, сопровождая колесницу сзади знаменитых мужей, удостоенных выдающихся наград».{183}
Подробности триумфа Тиберия до нас донес Светоний:
«Вернувшись через два года из Германии в Рим, Тиберий отпраздновал отложенный триумф в сопровождении легатов, по его настоянию награжденных триумфальными украшениями. Но прежде, чем повернуть на Капитолий, он сошел с колесницы и преклонил колена перед отцом, возглавлявшим торжество. Батона, паннонского вождя, он наградил щедрыми подарками и отправил в Равенну в знак благодарности, что тот однажды позволил ему вырваться из теснин, где он был окружен с войском. Потом он устроил для народа обед на тысячу столов и раздачу по триста сестерциев каждому. На средства от военной добычи он посвятил богам храм Согласия, и потом храм Кастора и Поллукса от имени своего и брата».{184}