Тибет и далай-лама. Мертвый город Хара-Хото

Пышные луговые пространства отписываемой долины сразу напомнили мне кукунорские степи. Здесь так же, как и там, встречались норы тарабаганов и пищух; нередко у дороги показывались зайцы, и даже осторожные лисицы иногда позволяли любоваться собою. Крылатые хищники – Buteo и Gennaia – по-прежнему преследовали грызунов. Борьба за существование и постоянное стремление сильнейшего одержать верх над более слабым – принципы, господствующие в мире животном, имели широкое применение и в окружавшей нас дикой, своенравной общине людей; почти ежедневно мы имели случай наблюдать двигавшиеся в разных направлениях вооруженные отряды нголоков, спешивших расправиться то с одним, то с другим враждебным племенем. В этот день мы таким образом встретили пятнадцать человек прекрасно вооруженных грабителей, следовавших из княжества Луцца на восток с целью напасть на подобных им разбойников, учинивших недавно самосуд над их однохошунцем-конокрадом.

В течение всего первого перехода от урочища Шаныг экспедицию сопровождал сильный юго-западный ветер, вздымавший облака пыли и постепенно превратившийся в бурю. Животная жизнь как-то сразу притихла; все обитатели степи скрылись по своим норам; с подветренной стороны одного маленького бугорка я заметил сидящего насупившись светлогрудого Buteo, остроумно спасавшегося таким образом от непогоды. С трудом осилив еще несколько верст, мы решили последовать примеру птицы и, остановившись ранее обыкновенного в урочище Батцы-ту[290] по соседству со стойбищем сына Лу-хомбо – Луань-гоу-женя, прибегнуть к единственной защите путешественников – неизменной палатке.

Более теплые, приветливые дни сменялись почти всегда холодными нудными ночами, не дававшими ни нравственного, ни физического отдыха. Стоишь, бывало, на дежурстве у бивака в самую глухую полночь, сжимаешь винтовку закоченелыми руками, прислушиваешься и чутко ловишь малейший шорох. В спящей природе абсолютная тишина; звезды и планеты горят ярко, и в течение долгих часов невольно наблюдаешь их правильный и вечный путь по небу. В северо-западной части горизонта пылает алое зарево – это степной пожар то вспыхивает, то потухает, порою причудливо освещая облака, порою поднимаясь на седловины горных кряжей и рисуя воображению действующие вулканы. У ног прыгают грызуны; в соседних холмах кричит заяц, и изредка издает свои глухие ноющие звуки филин. Если невдалеке кочуют тангуты, то до слуха очень отчетливо доносится неистовый лай собак и дикие выкрики туземной стражи, бдительно охраняющей покой своего родного стойбища. Томительно тянется время; отстояв, наконец, положенные пять-шесть часов, торопишься в палатку отдохнуть перед следующим переходом, но лютый двадцатиградусный мороз дает себя чувствовать: постель холодна, как лед, и никакое одеяло не может согреть закоченевшие члены. Так усталый и сонный ежишься до самого утра и забываешься лишь на один-два часа, после того как дежурный казак немного согреет палатку походной печью.

Южнее долины Ба дорога раздвоилась; с сожалением отказавшись от интересного в естественно-историческом и этнографическом отношениях пути на Рарчжа-гомба, мы избрали юго-восточное (затем восточное и северо-восточное) направление к монастырю Лавран, надеясь таким образом успешнее освободиться от тяжелых разбойничьих сетей.

Четырнадцатого января, пользуясь любезным содействием молодого грабителя Луань-гоу-женя, экспедиция благополучно прибыла в хошун зятя Лу-хомбо – Хор-хон-женя. Родственники быстро обменялись несколькими теплыми словами, и в результате наш новый знакомый потребовал еще более высокую и несуразную плату за животных и проводников, чем стянувший с нас втридорога Луань-гоу-жень. Приходилось покоряться обстоятельствам; пока другого выхода не было. Зять Лу-хомбо охотно навещал нас на биваке, постоянно выпрашивая разные подачки, беседуя о текущих событиях. Но никто из членов экспедиции не допускался в его палатки.

Однажды он даже проговорился и рассказал нам о том, как луццаский князь принимал самое деятельное участие в организации предательского нападения на экспедицию и как в этой стычке сильно пострадал самый лучший и храбрейший тангутский отряд. При этом Хор-хон-жень заметил: «Хорошо, что русские не были зачинщиками кровавого столкновения, иначе мы все восстали бы против них, – и, помолчав, добавил, – прошу вас милостиво относиться к тангутам моего хошуна, они вам не сделали ничего дурного. Прежде чем применять вооруженную силу, старайтесь всегда угадать, с кем вы имеете дело, а для этого достаточно окликнуть подозрительного человека словом «аро», то есть приятель; если он повторит ваше приветствие – вы можете спокойно продолжать ваш путь, если же он промолчит – стреляйте без промедления». Суровый и краткий, но вместе с тем справедливый наказ, о котором мы не раз потом вспоминали, как вспоминали и некоторых амдоских вождей, отличавшихся известным благородством.