Тибетский лабиринт

Бригаденфюрер СС Вейстхор, он же Карл-Мария Вилигут, последний из рода королей-чернокнижников и обладатель мистического дара родовой памяти, находился у себя в кабинете, где мирно почивал в кресле-качалке. Скрип отворившейся двери разбудил и напугал его. Бессмысленный со сна взгляд старца не сразу обрёл ясность, а лишь когда остановился на прекрасном юном лице Евы.

– Ева, ты мне снишься или нет? – спросил апологет теории Вель с пытливым прищуром. – И кто это с тобой?

Пока Ева удовлетворяла любопытство старика, экономка Мария благостно улыбнулась и вышла, тихо прикрыв дверь.

– Прими мои соболезнования, девочка, твой отец и мой друг Конрад был одним из величайших людей нашего времени – таких с каждым днём становится всё меньше и меньше, – Вилигут покачал головой, видимо, чтоб унять подступившие слёзы, а затем кивнул на дверь, – Мария не знает о его смерти, а я не говорю, ведь она всю жизнь втайне любила твоего отца.

– Теперь понятно, почему она ни словом о нём не обмолвилась, – трагично сказала Ева. – Знаешь, дядя Карл, мы с отцом так редко виделись, он всё время оставлял меня «на потом», но это «потом» так и не пришло. И, мне кажется, что Марии отец более дорог, чем мне…

Вилигут некоторое время грустно смотрел на Еву, а потом обратился к Герману, которого Ева представила как своего жениха:

– Девочка осталась совсем одна на свете. Вы, я смотрю, человек взрослый, опытный, а потому просто обязаны окружить её отцовской заботой.

– Давайте лучше сменим тему, – предложила Ева. – Мы ведь только что из Тибета и можем порассказать много интересного.

– Постойте-ка, – встрепенулся Вилигут, не отводя взгляда от Крыжановского – ведь вы тот самый русский профессор, который выступал на симпозиуме, и который, как я слышал, числится погибшим в Гималаях?! Тот, который добыл Вселенскую Черепаху?! Ну и дела! Думаю, вам действительно есть что порассказать.

«Нет уж, – решил про себя Герман. – Хватит рассказов, все приличия соблюдены, пора переходить к делу».

– Это Гильшер приказал меня убить, но ничего не вышло, – сказал он с плохо скрываемой яростью.

– Фридрих! – застонал старый генерал. – Я так в нём ошибался, так ошибался…

– Как видите, ваш Фридрих тоже может ошибаться, – криво усмехнулся Герман. – Его первая ошибка сейчас стоит перед вами, горя желанием стать ошибкой последней и фатальной. Помогите мне уничтожить Гильшера.

– Что именно вы собираетесь предпринять?

– Убить Гильшера, а Черепаху вернуть туда, где я её взял, – откровенно признался Герман.

– Что я могу? – покачал головой Вилигут. – Он всё отнял… Моё наследие… Мою религию… И даже мою кровь, дающую способность делать хагалриты^[128]. Теперь всё это принадлежит Фридриху, а я просто руина, оставшаяся от былого могущества кимров^[129].

– Как можно отнять кровь? – удивился Герман, который решил, что слова старика продиктованы ни чем иным как маразмом.

Вместо ответа Вилигут вяло махнул рукой в сторону китайской ширмы, что стояла в углу. За ней оказались две кушетки и оборудование для переливания крови.

Герман с Евой не поверили своим глазам.

– Но зачем ему понадобилось брать у тебя кровь, дядя Карл?! – вырвалось у девушки.

– Преимущественно из-за Зелёных братьев, – тихо сказал старик. – Они свято чтят договор и никогда не стали бы иметь дела с тем, кто не принадлежит к роду Вилиготис. Но ирония заключается в том, что я сам предложил Фридриху свою кровь. Тогда я ещё не знал его сущности, и хотел усыновить. По канонам Ирминизма, новоявленные отец и сын должны разделить кровь, только Фридрих не привык делиться, ему нужна вся моя кровь без остатка. Кровь Вилиготис позволяет видеть прошлое и будущее, вот зачем она нужна Фридриху…

– Вы упомянули о договоре с Зелёными братьями, – остановил излияния старика Герман. – В Тибете нам уже пришлось столкнуться с этими монахами, а вот о договоре слышим впервые.

– Да будет вам известно, молодой человек, что в незапамятные времена мои предки, видя несправедливость разделения народов по религиозному принципу, задались идеей возродить самую первую, существовавшую ещё до Потопа, Всемирную веру, и на её основе объединить человечество. Во все концы земли отправились Вилиготы, неся своё великое начинание. Но мир не принял начинания моих предков, и они стали прокляты и гонимы. Только в далёком Тибете такие же изгнанники протянули Вилиготам руку дружбы, и был заключён договор.

– Деревянная табличка! – вспомнил Герман.

– Фридрих отнял у меня и это, – подтвердил старик, а затем продолжил рассказ, – такое серьёзное мероприятие, как замена всей мировой религиозной системы, невозможно произвести когда вздумается. Долгие века нам пришлось ждать Сантура^[130], который у Зелёных братьев именуется началом эры Майтрейи. Этот счастливый момент выпал на мой век, я потому не заводил детей, чтобы я, и только я мог закончить великое начинание. Но появился Фридрих, будь он проклят!

Вилигут зарыдал в отчаянии, но Герман не позволил ему долго проявлять чувства, спросив:

– Когда должен наступить этот ваш Сантур?