Тибетское Евангелие

Так ответил: Какая богиня, она несчастная (монахиня)! Ушла в монастырь потому, что умер у нее (сын), или дочь, или муж, или мать. (Она испугалась) смерти, как боятся ее все люди!

И рассмеялся я, и так сказал: Она (богиня), а мы у цели. Войдем же!

И вошли мы в ворота (монастыря); и (монастырские) палаты глядели на нас настороженно десятками слепых (окон); и (поклонились) мы до земли, и вышли навстречу (нам монахи) в ярко-желтых плащах и вишневых накидках. Головы их, смуглые, голые, масленые, светились на солнце, обритые острою (бритвой). Под тонкой коричневой (кожей) черепов надувались синие жилы, бились в ритме (сердца).

Монахи ответно (поклонились нам) и ничего не спросили: кто мы, откуда. Провели (в покои). Отвели для отдыха келью. (Принесли) медный круглый таз с теплой водой — для омовения (ног).

…сел на скамью. Настоятель опустился (передо мной) на колени, взял мои ноги, опустил в таз (с водой) — я воспротивиться не успел.

Что делаешь, великий затворник, что творишь (так спросил)? Зачем унизился передо мной?

И ответил так: Я не (унизился), а обрадовался. Я не склонился, а (принял) подарок. Я ноги мою не (тебе) — я мою ноги дальнему (Господу) Будде, пришедшему (из дальних) земель, чтобы (встретиться) с моим родным Господом Буддой.

Спросил так, улыбаясь: Разве Будд много?

Будда — Свет, так (ответил) монах-царь и важно поднял вверх указательный (палец). Будда — Мир. Раз в тысячу лет Мир (меняется). Он может погибнуть и возродиться. Он может воплотиться в одном (человеке). Свет не может родиться из ничего и исчезнуть в никуда. Ты явился (для того, чтобы) простить зверя, благословить человека и восславить Бога.

Говоря это все, он мыл (мне) ноги.

…так сказал: Монах-царь! Спасибо тебе. Ты омыл (ноги) мне, а теперь я (омою) ноги тебе.

Так родится великий (обычай), и его будут помнить на земле, пока жива (земля).

И налили (монахи) в таз теплой чистой воды; и мыл я ноги (настоятелю монастыря) сего, радуясь, очищаясь душой, веселясь и любя.

А Розовый Тюрбан (положил руки) на стол, голову на руки и уснул. Он очень устал.

АНГЕЛ ГОСПОДЕНЬ ГЛАГОЛЕТ: ПРАЗДНИК ЧАМ

Сверху видел я все: приготовления к монастырскому празднику Чам, скрещенья сивых, серых дорог меж лиловых гор, черные спины безропотных яков, плоские крыши глинобитных и каменных строений. А еще я видел сверху, отсюда, летая над головой Господа моего, далекое синее Озеро — цель его великого, через всю землю, детского, слезного пути.

Озеро тихо синело, светилось меж гор, меж ущелий и скал: синий перстень Ригден-Джапо, соскочил с руки, укатился далеко, никто не найдет средь камней.

Уже рядом твоя последняя встреча, шептал я, стискивая на груди золотые руки и глядя на затылок Иссы; рядом твой светлый Будда. Ты будешь говорить с ним. Тебя самого здесь все Буддой считают. Каково это — вечно воплощаться?

А монахи старались. Усердно готовились к празднику.

Ярко-желтый янтарный глаз горел в черной маске яка — маску могли поднять лишь два монаха, так тяжела была она.

Из комнат, погруженных во мрак, двигались медленно к полудню, к свету, бьющему из открытых дверей, монахи и послушники, все насельники каменного улья. Каждый шел в маске. Зубы неведомых чудовищ скалились. Дикие лики увенчаны коронами. Цари. Владыки этой голой, жестокой земли. Кого они защищают? Их любимого Будду? От кого?

Разве Богу потребно воинство, чтобы защищать Его?

Шли, шаркая подошвами сандалий по каменным плитам, старики; шли легко и беззвучно налысо обритые мальчики.

Это уже не люди. Каждый, надев маску, обратился в одного из Восьми Ужасных.

Исса и Розовый Тюрбан стояли в коридоре, глядели на молчаливое шествие масок.

Страшная маска Чамсарана, великого Ужасного, первого воина армии Будды, поклонилась гостям.

— Ты наденешь маску Памбы! Будешь плясать с нами!

Исса поднял ладонь. Так он делал всегда, когда хотел молча говорить с человеком, я знал.

Ужасный Чамсаран сделал вид, что не понял Иссу.

В расшитых золотыми травами халатах вперед выступили два монаха; в руках они несли маску, у нее было шестьдесят четыре зуба, четыре глаза — два красных и два синих — и на щеках два выкрашенных золотой краской деревянных скорпиона. Исса усмехнулся. Поднял вторую ладонь. Монахи пошатнулись, встали как вкопанные. Чамсаран взял из рук монахов маску и, задыхаясь, протянул ее Иссе.

— Надень.

Исса молча стоял. Потом вытянул руки, и маска легла в них.

Так стоял со страшной древней маской, и плакал я над участью Господа моего, летая под потолком.

Чамсаран пошел вперед. Монахи за ним. Исса и Розовый Тюрбан двинулись вслед за монахами. Исса прижимал маску к груди и животу. Его улыбка реяла над людьми, что сейчас волей своей обратят себя в зверей и духов.