Тиэль: изгнанная и невыносимая

Острота прошла мимо цели! Более того, подруга отвечать ничего не стала, а повторно озвучивать свою шутку лично дракону Адрис посчитал скучным. Потому еще раз фыркнул и исчез из видимости для всех, даже для неблагодарной эльфийки. И самым оскорбительным для призрака стало то, что его исчезновения двое, увлеченные беседой об оранжерее, совершенно не заметили! Ераш доброжелательно помахал парочке вслед и остался дежурить, переполненный рациональными мечтами истинного ушриес о будущем, в котором имелись любимая работа, подходящая жена и потомки, способные не только продолжить дело, а и превзойти родителей.

– Никогда не видел Ераша таким счастливым, – отметил Криспин, – разве что когда я согласился взять его в подмастерья.

– Ушриес видят свое счастье в избранном деле. Тебе повезло с подмастерьем, – заверила собеседника Тиэль.

– Пожалуй. Он славный малый, если привыкнуть к некоторой зацикленности на работе.

– У каждой кошки свои блошки, – ответила старой эльфийской поговоркой Тиэль под неожиданный взрыв хохота Адриса, никогда до сегодняшнего дня не слыхавшего этого чудного перла дивного народа.

Эльфийка вообще была молчалива, в отличие от множества особ женского пола, знакомых графу при жизни и после оной. Порой призрак ощущал себя в сравнении с девой из Дивнолесья записным треплом. И тогда ужасному духу, байки о котором как страшилки бродили не только по Примту, но и всему Кавилану, становилось несколько неловко. Впрочем, не настолько, чтобы заткнуться и поиграть с соседкой по особняку в молчанку. Говорила Тиэль редко, но метко, острым словечком, словно стрелой, цель поражала. Сейчас одна поговорка начисто вышибла из Адриса остатки дурного настроения.

Призрак дуться на подругу перестал, летал вокруг, повторял под нос «кошачье присловье» да посмеивался, поглядывая на эльфийку. Может быть, представлял ее в четырехлапом и хвостатом облике, выгрызающей кусачую мелочь? Пожалуй, Тиэль и сама не отказалась бы перекинуться в кошку ради новых ощущений иной ипостаси. Увы, роскошь смены облика не была дарована эльфам. Наверное, при распределении этого таланта меж расами Семь Богов не стали мелочиться. Взяли да отсыпали его разом метаморфам и оборотням, а последней частью дара великодушно наделили драконов.

Тиэль одобрительно улыбнулась чуть замешкавшемуся у крыльца Проклятого особняка Криспину. Призрака тот не боялся, а вот быть представленным мэллорну – легендарному чуду Дивнолесья – о таком покалеченный травник не мог и мечтать. Все-таки чужаки если и допускались на территорию эльфов, приближаться к Роще Златых Крон – сердцу зеленой страны, убежищу Перводрева, права не имели.

Чувствуя смущение гостя, Тиэль взяла его за руку и повела к зале, превращенной в маленький уголок родины. Вещи эльфийка и ее гость оставили в комнате перед оранжереей, Тиэль привычно скинула туфельки, а Криспин замер на пороге, не зная, как быть. Его выручила целительница, снова потянув за руку и шепнув:

– Вежливости ради разуваться не стоит. Просто мне так удобнее и приятнее!

– А если я хочу? – тихо уточнил Криспин.

– Тогда пожалуйста, – улыбнулась эльфийка, и дракон тоже скинул свою обувь.

Оставшись босиком, гость осторожно шагнул под своды оранжереи и, замерев в благоговейном восторге, медленно выдохнул:

– Прекрасен! Как он прекрасен!.. Могу ли я приблизиться?

– Да, он приглашает, – улыбнулась Тиэль новому приступу робости, одолевшей гостя.

Дракон осторожно, не сминая трав под ногами, почти приставным шагом двинулся вперед. Будто опасался, что вот-вот ветви с серебристо-золотой листвой, оплетшие почти весь потолок, гневно встопорщатся, хлестнут тугими плетьми воздух и изгонят чужака прочь. Но нет, крона по-прежнему тихо шелестела, пребывая в относительном покое. Полностью мэллорн не замирал никогда, покуда был жив. Листочки его все время чуть-чуть покачивались, будто разговаривали, и этот неумолчный шелест действовал на друзей леса удивительно умиротворяюще, тогда как врагов, прямо скажем, выводил из себя сильнее скрежета металла по камню, толкая к необдуманным действиям. Сейчас листики плавно, едва заметно двигались и сверкали при свете трех ламп, блистая и своим собственным, и отраженным светом. Свет этот, удивительно схожий с сиянием дневного светила, органично дополнял свечение солнцешаров и ничуть не резал глаз. В оранжерее царил благодатный уют.

Криспин добрался до серебристо-белого ствола мэллорна, встал рядом и очень бережно коснулся коры кончиками пальцев. Замер, прикрыв веки, из-под сомкнутых ресниц дракона покатились крупные слезы. Тиэль не вмешивалась, даже язва Адрис сунул было нос в оранжерею и тут же сдал назад. Пробормотав себе под нос что-то про сентиментальных инвалидов, призрак испытал острое чувство неловкости и предпочел удалиться. Тиэль осталась, но ни во что не вмешивалась, отошла к кусту лирника и присела на траву.