Tiffani Rayz Svyatoy Greshniki 5

частичкой тебя. Частью, которую трахаю. Частью, к которой прикасаюсь. Даже

воздух, вдыхаемый и выдыхаемый из твоих легких – мой».

61

Святой. Тиффани Райз

Ее дыхание участилось, когда он увеличил темп толчков. Ее спина оторвалась от

стола в оргазме, пронизывающим тело. Клитор пульсировал, а сокровенные мышцы

сжимались, словно кулак. Их пульсация отдавалась диким содроганием в животе,

спине и бедрах...

Элеонор села на стол в полном одиночестве, ее голова болела от ослепляющей

интенсивности фантазии и оргазма, который она сама себе подарила. Она подняла

одежду с пола и быстро оделась. Она провела ладонью по столу. И ощутила несколько

капель жидкости, ее собственной, которые упали сюда. Краем рубашки она стерла их

и помолилась, чтобы Сорен не заметил ничего странного, когда в следующий раз

будет садиться за стол. Она не могла поверить в то, что сделала на его столе. Что если

бы ему что-то понадобилось в кабинете, и он обнаружил, что дверь заперта? Услышал

бы он ее дыхание через дверь, услышал, как она кончает, представляя, как он забирает

ее девственность на столе, в то время как за ними наблюдают Бог и Папа Иоанн Павел

II с портрета на стене?

Элеонор обулась и выскользнула в коридор, осторожно закрывая за собой дверь.

И тогда услышала это.

Игру на рояле.

Оказалось, она была не одна в церкви.

Элеонор знала, что ей следовало уходить, направиться прямиком домой и

притвориться, что ничего не произошло. Но музыка звала ее, словно песнь сирены и

неумолимо притягивала к себе. Она исходила из святилища. Ноты проскальзывали под

дверь и распространялись по холлу, обвивая вокруг нее пальцы и затягивая. Она

прошла через двери в святилище и последовала к источнику музыки.

Сорен сидел у пианино, справа, где он и дьяконы переодевались в свои

облачения.

Она остановилась в футе от него и наблюдала за его игрой. Нет, не так. Он не

играл на пианино. Он поработил его. Его пальцы двигались с поразительной

скоростью и ловкостью по клавишам. Сейчас он казался чистой концентрацией. Знал

ли он, что она стояла там, слушала, наблюдала, и хотела его? Она не узнала

произведение, но хотела бы. Она хотела знать, что он играл, и почему играл так

интенсивно, будто умрет, если остановится.

Прошли минуты. Может быть, час. Она так и не устала наблюдать за ним.

Музыка пригвоздила ее к полу, так же как и его рука прижимала ее к столу в фантазии.

Она не сможет пошевелиться, даже если попытается. Но она и не пыталась.

Наконец, отрывок закончился, и Сорен убрал руки с клавиш. Он держал голову

опущенной, словно молился. Он не смотрел на нее.

- Элеонор, сейчас я не могу разговаривать с тобой, - сказал он.

- Вы можете посмотреть на меня? - спросила она, и, несмотря на эхо в нефе4 , ее

голос казался тихим и робким.

- Нет.

Она засунула руки в карманы.

- Вы злитесь на меня? - спросила она.

- Нет.

Элеонор оставила висеть это «O Holy Night» на фортепиано, красные и зеленыенет» между ними. Она хотела поверить ему, но

ощутила его напряжение. Его челюсти были сжаты, а поза – жесткой.

- Пожалуйста, поговорите со мной, - умоляла Элеонор.

- Что ты хочешь от меня услышать? - Его голос звучал таким же натянутым.

4 корабль - в церковном здании базиликального типа - отделённое столбами или колоннами

продольное помещение

62

Святой. Тиффани Райз

- Что угодно. Я не знаю. - Она хваталась за слова. Что-то ей подсказывало, что он

точно знал, что произошло только что в его офисе, но, безусловно, если мужчина знал,

то сказал бы что-нибудь, накричал на нее или наказал.

Он посмотрел на потолок.

- Для лошадей делают нечто похожее на очки. «O Holy Night» на фортепиано, красные и зеленыеШоры» называются, - ответил

Сорен. Он поднял руки и приложил их к вискам. - Они могут смотреть только вперед.

Никакого периферийного зрения. Хотел бы, чтобы у меня такие были.

- Вы уверены, что не злитесь на меня?

- Напротив, уверяю.

Она размышляла, как правильно ответить, но не смогла. Поэтому задала самый

глупый вопрос, который могла придумать.

- Значит... вы играете на пианино?

- Да, - ответил он.

- Что вы играли?

- Бетховен, четвертый фортепианный концерт.

- Где вы научились так играть?

- Моя мама преподавала фортепиано.

- Странно, - ответила она.

- Странно, что моя мама учитель фортепиано? - Сейчас он казался почти

удивленным. Хорошо. Она боялась, что ее проделка в его кабинете бесповоротно

изменила ситуацию между ними.

- Странно, что у вас есть мама. Я думала, вы упали с неба. Знаете, как метеор.

Или пришелец.

Или Бог.

Он слабо улыбнулся, но так и не посмотрел на нее.

- У меня есть мать и отец. Я люблю свою маму. И ненавижу отца.

- Вы меня обошли. Я ненавижу обоих родителей.

- Ты не ненавидишь свою мать.

- Нет. Но я и не очень люблю ее. Думаю, эти чувства взаимны.

- Она любит тебя.