Тифлис 1904

Алибеков пожал плечами:

– Верно, сторожевая. Но здесь пусто и тихо, нам никто не помешает.

Они уселись так, чтобы заранее увидеть, если кто-то поднимется на гору. И начали серьезный разговор.

– Значит, ты теперь разбойник, – констатировал Лыков. – А когда расставались, был честный человек.

– Увы. Я вернулся в свой аул и не нашел пристанища. Саклю разрушили кровники. Девушка, которую я любил, вышла замуж за другого джигита. Хуже всего, что тот стал выживать меня из аула. Боялся, наверное, что она убежит со мной. Аксакалы судили-рядили и постановили мне уйти. Тот богатый, он подкупил аксакалов… Никто, ни единый человек, не поднял голоса в мою защиту. Почему так? Я обиделся на общество и вышел из него. Сказал: вы мне больше не земляки. В Усть-Каре чужие люди помогали, а здесь свои гонят.

– Ну, с тобой поступили несправедливо. Бывает. В жизни много несправедливого. Это еще не значит, что надо становиться разбойником.

– Меня оговорили, сказали, что я бежал с каторги. Хотя, ты же знаешь, мы с сестрой поехали туда по своей воле, следом за братом. Участковый начальник не стал разбираться и велел меня арестовать. Только в Темир-Хан-Шуре установили истину, отпустили. Но я уже разозлился на весь мир. Хотите, чтобы я стал разбойником? Ну, так и быть! Но сначала пошел добывать марганец в Чиатурах. Знаешь, какой это ад? Едва не погиб там, завалило в шахте, товарищи раскопали. Мы добывали «черный камень» по восемнадцать часов в день. С трудом я заработал на лошадь и перешел в чалвадары[32]. Тоже трудно: ползешь-ползешь по горной дороге и думаешь, кто быстрее сдохнет, лошадь или ты. А приемщик всегда обвешивает! Кончилось тем, что я продал лошадь с повозкой и купил винтовку. Старую однозарядную винтовку Крынка. И стал зарабатывать на жизнь ею. Знаешь, Алексей, уже через месяц у меня были и сильный конь, и магазинка[33], и кинжал в серебре!

Лыков покрутил головой:

– Эх, простая душа… Как же освободить тебя от наказания? Сколько людей ты ограбил за пятнадцать лет?

– Слушай, я не маленький, не надо меня обманывать и утешать. Говорю же, пути назад уже нет. Только в Сибирь, на каторгу за мои проступки. Но туда я не пойду, лучше умру.

Сыщик пропустил слова разбойника мимо ушей – он думал. Потом лицо его просветлело:

– Есть же способ!

Имадин недоверчиво смотрел на него.

– Есть! Ты забыл, что идет война с японцами.

– Ну и что? Здесь, в горах, какое дело властям до войны с японцами? Опять ты меня утешаешь.

– Слушай меня, Имадин. Все еще можно исправить, если ты действительно никого не убил.

– Клянусь памятью отца с матерью, только тех двух негодяев. Но они сами были хуже зверей.

– Князь Орбелиани формирует Отдельную Кавказскую конную бригаду. Там будет двенадцать сотен, по национальностям. В том числе и чеченцы. Берут охотников[34] от двадцати до сорока лет, в виде исключения можно и старше. Неопороченных, трезвого поведения.

– Вот видишь! Кто возьмет в армию разбойника?

– Возьмут, – веско сказал Лыков. – Если я попрошу.

– Ты теперь такой большой человек? – не поверил Алибеков.

– Ну, не генерал пока. Однако чиновник особых поручений Департамента полиции в чине коллежского советника. Это как полковник.

– И что?

– Сюда я прибыл по распоряжению министра внутренних дел Плеве.

– Да что мне с того? – выкрикнул Имадин.

– Ты дослушай. Плеве готовит к Высочайшему докладу бумаги. На таких, как ты, – замаравших себя разбоями, но готовых раскаяться. Сейчас их пятнадцать человек. В виде исключения им разрешат пойти на войну. И если они уцелеют, то будут помилованы. Грехи им простят, люди смогут вернуться к обычной жизни. Хотя прежде они совершали преступления.

– Ага! Кажется, я понимаю тебя…

– Наконец-то. Будешь шестнадцатым. Это я смогу, уговорю министра.

– Неужели так можно? – усомнился чеченец. – А как было бы хорошо больше не прятаться… Трудно в горах, очень трудно. Мне сорок годов, а я уже старик.

– Помоги мне выполнить поручение, и Плеве все сделает. Ведь не в санаторию ты поедешь, а на войну. Сам понимаешь, тебя могут там убить.

– Я согласен! – эмоционально воскликнул Имадин. – Что для этого надо сделать?

– Для начала – перестать кричать. Не то нас услышат с дороги.

– А еще? – усмехнулся разбойник, понизив голос.

– Есть шайка, которая помогает грабителям «отмывать» деньги и доходные бумаги. Она где-то здесь, на Кавказе. Меняет «грязные» бумаги на «чистые».

– Слышал, – кивнул чеченец. – Они берут от пятнадцати до двадцати процентов, так?

– Да… Но…

– Это делают армяне, а подмешивают деньги в Тифлисском казначействе.

Лыков не поверил своим ушам:

– Армяне? В казначействе столицы края?

– Да.

– Откуда ты знаешь?

– Среди разбойников это давно известно. Плати и получай услугу.

– Но почему именно армяне?

– Там теперь все замешаны, а с чайканского[35] народа просто началось.

– Расскажи мне в подробностях.

Имадин удивился:

– Ты действительно не слышал об этом промысле? Он со всей России деньги собирает.

– Говори же!

– Тоже мне, а еще полковник. Началось с дашнаков. О том, что они обложили данью всех богатых армян, тоже не знаешь?

– Об этом слышал. Но какая тут связь?