Тигана

Писатель Милан Кундера подкрепил мою зарождавшуюся тему тирании и выживания своими размышлениями о связи между завоеваниями народов и изменчивой сексуальностью: о том, что я назвал «мятежом во тьме». Подспудные идеи, с моей точки зрения, касались того, как люди бунтуют, когда не могут бунтовать, как мы ведем себя, когда мир сходит с рельсов, и как разрушенное самоуважение может пронизывать собой даже самые интимные уровни наших жизней.

Я хотел начать книгу о хитрости и обмане с откровенной лжи – и первое предложение первой главы ею и является. Я хотел поработать с музыкой, с мобильностью музыкантов в относительно иммобильном обществе и заново рассмотреть связь мага и источника из «Фьонавара», показав более темную ее сторону, – это желание воплотилось в порабощении Алессаном Эрлейна. Я надеялся исследовать в процессе восстания, о котором должна была рассказывать книга, идею зла, совершаемого хорошими людьми, увлечь читателя неоднозначностью и конфликтом симпатий в жанре, который был (и до сих пор остается) не склонен к таким подходам.

Спор Алессана и Эрлейна задумывался не просто сюжетным приемом, а чем-то применимым к реальности. Утверждение порабощенного чародея, что дороги Восточной Ладони при Альберико безопаснее, чем были при Сандре д’Астибаре, по замыслу должно было поднимать вопрос о допустимости достижения своих целей – даже восстановления уничтоженных имени и прошлого собственного народа – путем использования других людей в качестве невольных инструментов. Это также верно по отношению к ярости, которую ощущает мать Алессана при виде того, как ее сын хладнокровно пытается выстроить тонкое, сбалансированное, политическое разрешение ситуации для всего полуострова, в то время как для нее имеют значение лишь ненависть, кровь и утраченное имя Тиганы.

Это амбициозные составляющие для книги, которая одновременно замышлялась как романтическое приключение. Возникая, они пугали меня; даже теперь, рассказывая о них, я качаю головой. Но в основе всего этого лежит идея использования жанра фэнтези как раз для подобных целей: пусть универсальность фэнтези – рассказа о том, что случилось давным-давно в некотором царстве, – позволит эскапистской литературе стать чем-то большим и возвратить нас домой. Я пытался представить, что в руке у меня стилет, а не дубина, и потихоньку подбрасывал в историю эти темы, одновременно заставляя читателя переворачивать страницы далеко за полночь.

Я с благодарностью и удовольствием представляю себе, много лет спустя после первой публикации великодушно принятой книги, что так оно и было: те первые идеи, образы и желания легли в основание романа, темы встали на места, и люди не спали по ночам.

По крайней мере, так мне нравится об этом вспоминать.

Гай Гэвриел Кей