Тигана

Собственно говоря, Дэвин не видел окна, но тут же узнал голос и, остолбенев от изумления, услышал, как нанятый Менико две недели назад новичок отрицает, что он из Тригии, а потом называет имя Брандина, короля Играта, которого всей душой ненавидит.

Конечно, Дэвин действовал необдуманно и поспешно и не стал бы отрицать, что импульсивного безрассудства в нем больше, чем положено, но он не страдал от хронического недостатка сообразительности или ума. В Азоли маленьким мальчикам приходится быть сообразительными.

Поэтому к тому моменту, когда Алессан назвал его имя и пригласил спуститься вниз, ловкий ум Дэвина уже сложил из кусочков картинку, и он быстро принял предложенную ему игру.

– Все тихо с середины дня, – отозвался он, выбираясь из угла и проходя мимо оленьих рогов к краю чердака. – Здесь были только слуги, но они не слишком старались, запирая дверь на цепь, этот замок вскрыть легко. Два вора и император Барбадиора могли бы побывать здесь тайком и не встретиться друг с другом или с кем-нибудь еще.

Он произнес эти слова как можно спокойнее. Потом сделал нарочито картинный прыжок и оказался внизу. Он мельком заметил выражения лиц пяти человек – все они наверняка его узнали, – но его внимание было отдано быстрой одобрительной улыбке, которой одарил его Алессан, и Дэвин остался доволен.

Теперь страх исчез, его сменило совершенно другое чувство. Алессан призвал его, сделал законным его пребывание здесь. Он явно был связан с человеком, контролировавшим события в этой комнате. А события эти были такого масштаба, что охватывали всю Ладонь. Дэвину пришлось приложить все силы, чтобы подавить растущее возбуждение.

Томассо подошел к буфету и непринужденно налил ему бокал вина. Дэвина поражало самообладание этого человека. Он также видел по преувеличенной вежливости и заметному блеску подведенных глаз бар Сандре, что, хотя его похожий на пение флейты голос и был притворством, Томассо, в определенных вопросах и пристрастиях, все же соответствует своей репутации. Дэвин принял бокал, тщательно избегая прикосновения его пальцев.

– Интересно, – протянул Скалвайя своим великолепным голосом, – нас собираются развлекать представлением во время ночного бдения? Кажется, сегодня ночью здесь собралось довольно много музыкантов.

Дэвин ничего не ответил, но, следуя примеру Алессана, не улыбнулся.

– Следует ли мне называть вас виноградарем из провинции, милорд? – В голосе Алессана прозвучал гнев. – А Ньеволе – земледельцем, который растит зерно в юго-западной части дистрады? То, чем мы занимаемся вне этих стен, имеет слабое отношение к тому, зачем мы здесь, за исключением, возможно, двух вещей. – Он поднял длинный палец. – Первое: так как мы музыканты, у нас есть возможность бродить взад и вперед по Ладони, что дает преимущества, на которых я не стану останавливаться. – Второй палец поднялся рядом с первым. – Второе: музыка тренирует ум, как математика или логика, требуя точности деталей. Той точности, господа, которая предотвратила бы небрежность, допущенную этой ночью. Если бы Сандре д’Астибар был жив, я бы с ним это обсудил и, может быть, положился бы на его опыт и длительную подготовку. – Алессан сделал паузу, переводя взгляд с одного собеседника на другого, потом прибавил уже мягче: – Возможно. А возможно, и нет. Эта мелодия исчезла, ее никогда уже не споют. Сейчас дела обстоят так, что я могу лишь повторить: если нам предстоит работать вместе, вы должны принять мое руководство.

Эти последние слова он произнес, обращаясь непосредственно к Скалвайе, который все еще сидел в глубоком кресле, элегантный и бесстрастный. Но ответил Ньеволе, откровенно и напрямик:

– Я не привык откладывать на потом свои суждения о людях. Думаю, вы говорите серьезно и у вас больше опыта в подобных вещах, чем у нас. Я согласен. Согласен вам подчиняться. Но с одним условием.

– С каким?

– Что вы назовете нам свое имя.

Дэвин, наблюдавший за этой сценой с жадным вниманием, стараясь не пропустить ни единого слова или нюанса, увидел, как Алессан на мгновение прикрыл глаза, словно пытаясь скрыть то, что могло в них отразиться. Остальные ждали в молчании.

Потом Алессан покачал головой:

– Это справедливое условие, милорд. При данных обстоятельствах оно абсолютно справедливо. Тем не менее я могу только молиться, чтобы вы отказались от него. Мне очень жаль – я даже не могу передать вам, как сильно, – но я не могу на него согласиться. – Впервые, казалось, он ищет слова, тщательно их подбирает. – Имена – это власть, как вам известно. И как наверняка известно двум заморским тиранам-колдунам. И как я сам убедился на собственном очень горьком опыте. Вы узнаете мое имя в минуту нашего триумфа, если она наступит, и не раньше. Скажу, что это не мой свободный выбор, меня обязали так поступить. Вы можете называть меня Алессаном, это имя достаточно распространено здесь, на Ладони, и по случайности это действительно мое имя, данное мне матерью. Проявите ли вы достаточно великодушия, милорд, чтобы удовольствоваться этим, или нам придется теперь расстаться?