Тигр и Дракон (СИ)

— Месяц назад ты, канцлер Джу Чувэй, настаивал казнить варвара посредством четвертования. Ты, верховный главнокомандующий Кун Зи, требовал посадить его на ростки бамбука, которые за трое суток проросли бы сквозь него. Ты, министр нравственности Сы Цзю, предлагал облить его голову свинцом. Ты, второй церемониймейстер Ван Цзывун, настаивал на том, чтобы я казнил его с помощью тысячи порезов. Были и еще идеи. Каждый из вас, — император обвел глазами мнущихся вельмож, — предложил свой способ умерщвления моего конкубина. Когда же я пощадил его, все вы роптали и жаловались, кое-кто даже осмелился угрожать недовольством дракона. — Император прищурил запавшие глаза. Выглядел усталым горным медведем, которого вывели наглые обезьяны; еще минута — и пойдёт лапой всё крушить. — Да не посмеют ваши мерзкие рты еще хоть раз намекнуть, что знают волю дракона лучше меня. Если бы поддался я вашим увещеваниям, где бы вы сейчас были? В лучшем случае, на погребальных кострах, рядом с министром водоканалов, главным казначеем и послами из Шан-Лин. А в худшем — в яме, рядом с изуродованными телами ваших сыновей, у ворот пылающей столицы, подожженной предателями, что осмелели настолько, чтобы подослать убийц прямо во дворец, в зал императора, в день смирения! — не сдержался, перешёл на крик. Стукнул кулаком по золотому подлокотнику. Больно, небось, было. Поморщился. Прикрыл глаза, успокаиваясь, и продолжил ровно: — Вплоть до дня усердия — никаких празднеств. Только расследования. Через час мне на стол отчет с именами и датами. Список арестованных. Каждую сошку допросить. На пытки меня звать. Казни сам назначать буду. — Сел еще прямее, на Шэрхана указал: — Объявляю его спасителем короны. Согласно древним текстам, должны вы ему теперь в пояс поклониться и благодарность высказать.

Толпа снова заволновалась. Кто-то тихо заворчал, кто-то рожу скривил, но сделали как велено.

Обратился император к Шэрхану на мхини:

— Спасибо тебе говорят. В благодарность кланяются.

Шэрхан хмыкнул. Кланяться-то кланяются, а глядят шакалами злопамятными. Радости от такой благодарности мало.

— Спины бы не надорвали.

Император посмотрел с пониманием.

— Выживут, — сказал, глазами сверкая: — Говори, какую награду хочешь. Все, что в моих силах, сделаю.

Шэрхан помедлил. Что ему желать? Ни одно из его желаний в древних текстах не прописано, что воздух зря сотрясать? На всякий случай попросил, хоть и не сильно надеялся:

— Оружие разреши носить.

Сразу ясно стало, не разрешит: улыбка дрогнула, глаза отвел.

— Прости.

Шэрхан подбородок голый погладил:

— Усы позволь не брить. — На взгляд досадливый, извиняющийся, усмехнулся. Не много же у тебя сил, император. — Ладно, не надо мне от тебя ничего. Вот разве что… коровку, одну из тех, что на ужин тебе сегодня уготована, помилуй да за портал выпусти. Там ее никто не тронет.

Император кивнул:

— Сделаю.

— И на том спасибо.

Шэрхан встал с поклоном, но уйти не дали. Бамбук склонился, да так из согбенного положения и прошипел:

— Великий сын дракона помнит, конечно, что спасителю короны положено ответить за свои преступления — как конкубину, осмелившемуся носить оружие, и как подданному, отказавшемуся пить за здоровье императора и процветание Тян-Цзы.

— Генерал, — вмешался из другого ряда министр нравственности, — да ведь если бы он пил…

— Я и не прошу его смерти. Всего лишь равносильного показательного взыскания. Двадцать ударов плетью, думаю, удовлетворят богов и почтут древние тексты.

Толпа одобрительно закивала.

Долго сидел император, только желваки двигались. Наконец разлепил челюсти.

— Кому еще мнение главнокомандующего кажется справедливым?

Вельможи подняли деревянные карточки, к поясу на цепочки привешенные, и прижали их к груди. Красный иероглиф «да» красовался на каждой. И всего четыре зеленых «нет».

Ну и мстительные же вы, твари. Пракашка бы тут прижился.

Император кивнул обречённо. Обратился тихо на мхини:

— За ношение оружия мне придется тебя высечь. Я сам дал им право голосовать, не могу теперь против их решения пойти.

— Секи, — сказал безразлично Шэрхан.

Посмотрел император, брови заламывая:

— Больно не будет.

— Да я боли не боюсь. И какова благодарность в Тян-Цзы тоже догадывался, — развернулся Шэрхан, сам в руки конвою пошел. Но посреди зала остановился. Уж больно слова язык жгли. — Но знаешь, если бы по-другому все сложилось, если бы это ты ко мне в Джагоррат попал, я бы шаровары на тебя не напялил. И палки бы твои тоже не отобрал. И за спасение жизни по спине плетью бы не отблагодарил. — Подумал, а потом добавил: — И в постель бы никого, кроме тебя, не пустил.