Тигр и Дракон (СИ)

Планировал Шэрхан подольше свое знание цзыси в секрете держать, да не вышло. На следующий же вечер, только сел император на свое обычное место, ноги под себя сложив и курту разгладив, только рот открыл, так и выдало тело Шэрхана с головой. Думал попробовать пересесть поудобнее, колено стратегически выставить, да какое там. Разве что доской шахматной смог бы укрыться. А ведь только началось. Император в своём диктанте всего-то и заставил варвара, который «был полон страсти, как великая река во время весеннего полноводия», на колени встать, да «на императорской бамбуковой флейте играть». Подумаешь, слова, да и похабщины вроде никакой, а в животе прихватывало, будто и вправду член во рту держал.

Одного взгляда хватило императору, чтобы все понять. На полуслове запнулся. Горло почистил. Ни мускулом на лице не двинул, зато пошла бледная кожа пятнами будто при лихорадке, даже уши заалели.

Ухмылку оказалось так же сложно скрыть, как и стояк.

Помедлил император. Кинул быстрый взгляд на тётку в углу, но та как статуя сидела, головы от бумажки не поднимая.

— Пиши… пиши, оголил варвар навершие нефритовое. Ласкал бамбуковый росток, вбирая капли росы с рвением и жаждой, равносильной тому, как пересохшая земля впитывает первые капли благотворного дождя.

Ой и правда пересохло во рту. Попить бы. Шэрхан облизал пересохшие губы.

Император сел прямее:

— Опустил правитель тысячи лет варвара в позу летящего белого тигра. — Помолчал и добавил: — На колени и локти, лицом на постели.

Для Шэрхана, что ли, пояснения-то? Да он без подсказок все знает. Этот образ особо запомнился. Но за заботу спасибо.

Император продолжил бесстрастно:

— Оголился цветок хризантемы, подставляясь сыну дракона. Коснулись середины цветка лучи солнца, заставляя раскрываться еще больше. Умастило его розовое масло. Распахнулись яшмовые врата от ласки лепестков персика.

Ну надо же, не скотина в постели. Даже лепестками персика ублажать не брезгует. За себя, красной кисточкой написанного, радостно стало. А вот в настоящей заднице тоскливо потянуло. Сиротливо сжался цветок хризантемы, на жёстком ковре восседая. Ну давай, сын дракона, вставляй уже. Хоть послушать.

Желание исполнилось незамедлительно.

— Входит нефритовый стержень медленно, стилем змеи, вползающей в нору на зимовку. Первые толчки неторопливые, подобно карпу, играющему с крючком.

Многомудрый Шу… Дышать-то как тяжело. Ладони вспотели.

— Податливы и отзывчивы стали стены тайной комнаты, и применяет император стиль орла, балансирующего в небе и бросающегося к земле, охотясь за неуловимым зайцем. А после использует глубокие толчки и резкие дразнящие удары, быстро чередуя, будто воробей, клюющий остатки риса в чашке. Варвар же, подобно воину, рвущемуся в бой, встречает нефритовый стержень с жадностью…

Встречает, ох встречает. После орла да воробья вообще ничего другого в мире не помнит, кроме как нефритовый стержень жадно встречать. Реальный Шэрхан зуб даёт.

— …сталкиваются они словно две снежные лавины. После ста толчков…

Аж ста? Шэрхан после всего этого и десятка бы не выдержал.

— …рычит тигр, копьём охотника проткнутый. Рассеивает сын дракона силу нефритовую по стенам тайной комнаты. Прячется небо за тучей, дождём исходящей. Два аиста летят в согласии. — Император перевел дыхание. — Закончили. Иди.

Так и не подняв голову, тётка собрала свои записки и из комнаты просеменила. Поклонилась и дверь за собой закрыла.

Посидели в тишине.

Руки пришлось сцепить, чтобы за член не схватиться. Еле держался Шэрхан, в паху все так и горело.

Император сидел не двигаясь, на Шэрхана даже не смотрел. Рассердился, что ли, что про язык не признался раньше? Или делает вид, что не заметил? Неужто так со стояком и заставит в шахматы играть? Или выгонит?

Шэрхан подумывал уже за одеялом подорваться, когда услышал:

— Можешь кончить.

Встретился с глазами чёрными.

— А ты?

— А я посмотрю.

Да на здоровье. Порог неловкости остался далеко позади, за раскрывающимися цветками хризантемы и неуловимым зайцем, так что Шэрхан уверенно взялся за член. Только размусоливать не стал, и так чуть не плавился. Сжал пальцы вокруг ствола и задвигал вверх-вниз. Глаза закрыл, голову опустил. А как удовольствие подступило, большим пальцем стал головку поглаживать. И вроде готовился, и движения рассчитывал, а ощущение колкого неотрывного взгляда все равно макнуло в оргазм неожиданно и резко, будто головой в купальню. Спермой аж грудь заляпал.

Пока в себя приходил, зашуршали по полу мягкие носки, лязгнул кованый сундук, брякнула на пол доска, застучали фигуры. Когда Шэрхан глаза открыл, уже для игры все готово было и даже одеяло рядом сугробом мягким лежало.

— Дин Чиа языку научил? — спросил император, пешку белую как ни в чем не бывало беря.

Обтерся Шэрхан одеялом, другой стороной перевернул и закутался.

— Он, — сделал ход. — Хороший парень. Только говорит, не зовешь его к себе. Переживает.

Император задумчиво потеребил пешку.

— Он и Лиу Лин были подарком от князя И. Вернуть их здесь было некому, вот и оставил в гареме.

— Это я знаю. Не зовешь-то почему?